Eurasian Forum DNA
Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.
Поиск
 
 

Результаты :
 


Rechercher Расширенный поиск

Последние темы
» Палео-антропология, краниологические данные древних народов, материалы по реконструкция лиц древних народов.
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyСб Май 28, 2022 8:15 am автор Admin

» Y гаплогруппы
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 6:20 pm автор Admin

» Гаплогруппа J2
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 6:18 pm автор Admin

» Алания - аланы.
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 2:01 am автор Admin

» Сарматское племя "Языги".
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 1:59 am автор Admin

» Аланская беседка «история ДНК и факты».
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 1:57 am автор Admin

» Осетия и осетины.
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyПт Дек 17, 2021 1:56 am автор Admin

» ДНК данные узбеков.
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyВт Окт 20, 2020 3:57 am автор Farkh

» Indo-Europeans. Индо-Европейцы.
АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 EmptyЧт Сен 17, 2020 5:26 am автор Admin

Октябрь 2024
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031   

Календарь Календарь

Часто упоминаемые пользователи
Нет пользователей


АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Страница 2 из 2 Предыдущий  1, 2

Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:47 am

(1957).

Возвращение высланных народов и восстановление их автономий



За послевоенное десятилетие в пределы упраздненных автономий и других депортаци-онных районов были переселены десятки тысяч человек. Проводя коллективные репрессии по национальному признаку, государство внятно отделяет одну категорию народов — «наказанных», — от остальных, составляющих прочную «семью советских народов». Наказанные народы исчезают из социальной реальности и истории. Следы их присутствия изымаются из печатной и ландшафтной памяти — из энциклопедий и топонимики. Институционально определенная и идеологически обоснованная дискриминация углубляет отчуждение между народами: для одних советское государство действует как враждебная сила, для других это же государство выступает как орудие справедливого возмездия. Позже, когда наступит время десталинизации и возвращения высланных групп домой, это отчуждение станет одной из главных линий межэтнической напряженности. Депортация серьезно осложнит и без того непростые отношения между репрессированными и переселенцами. Советское государство, вовлекая тысячи семей в хозяйственно-поселенческое освоение депортационной территории, переносит на них и свою ответственность за совершенные политические преступления, делает их заложниками будущих конфликтов.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 2722c3266362

После смерти Сталина и смещения Берии центральные партийно-государственные органы начинают пересматривать решения, принятые по депортациям различных категорий населения. В 1955–56 году снимаются ограничения в правах с этнических ссыльных. Они освобождаются из-под административного надзора органов МВД. Хотя реабилитация опирается на правовые основания, связанные с невиновностью подавляющего большинства репрессированных и незаконностью их высылки, но мотивирует ее общий политический курс советского руководства на восстановление и укрепление «социалистической законности». Реальная реабилитация, опирающаяся во многом на собственные усилия высланных групп, оказывается ограниченной комплексом конъюнктурных политических резонов и хозяйственно-экономических соображений властей различного уровня.

Первоначально реабилитация даже не предполагала возвращения ссыльных на родину (в частности, обсуждалась перспектива создания Чечено-Ингушской автономии в пределах Казахстана, фактически — в районах ссылки). Нежелание властей — как союзных, так и региональных — санкционировать возвращение немцев, связано во многом с политическим решением о невозможности восстановления поволжской автономии немцев как «исторически не принадлежащих к коренным народам». Сказалось и нежелание властей терять более 1 млн. дисциплинированного населения с развитой культурой аграрного труда в районах освоения целины. Лишь в 1972 с немцев будут сняты ограничения в выборе места жительства. Судьба крымских татар оказалась увязана с общесоюзного значения военным и рекреационным статусом Крыма. Сдержанность союзных властей в принятии решений по возвращению кавказских групп связана с другим обстоятельством — с риском межэтнических эксцессов между ссыльными и поселенцами на Кавказе, а также с вероятной необходимостью проводить обратные переселения последних. Однако фактически уже начавшийся отъезд чеченцев, ингушей и представителей ряда других групп из районов ссылки на родину вынуждает власти к осени 1956 года перейти к восстановлению ликвидированных автономий. 9 января 1957 года указами Президиума Верховного Совета СССР большинство из депортированных национальных групп получает разрешение вернуться на родину. Теми же правовыми актами восстанавливаются Чечено-Ингушская АССР и Калмыцкая автономия (с 1958 — АССР). Кабардинская АССР преобразуется в Кабардино-Балкарскую АССР, а Черкесская АО — в Карачаево-Черкесскую АО (что восстанавливает статус балкарцев и карачаевцев как титульных групп, обладающих своей национально-территориальной автономией).

Государство восстанавливает «наказанные» национальные группы в их статусе лояльных советских народов, предоставляет средства на обзаведение хозяйством и жильем (там, где оно было утрачено или не было возвращено). Переселенцы начинают покидать депортационные районы, переходящие в состав возрождаемых автономий. Но это восстановление автономий в 1957 не сопровождается полным возвращением административно-территориальной композиции к положению на 1943–1944 годы.

- Карачаевская автономия восстанавливается в форме объединенной Карачаево-Черкесской АО, с включением полосы казачьих станиц от [Баталпашинской] до Преградной. Границы КЧАО в целом совпадают с внешними границами Черкесской и Карачаевской АО на 1943 год. Восстановление автономии в таком виде связано с хозяйственно-экономической интеграцией этих районов Ставрополья и расселением значительной части карачаевцев (еще до войны) вне нагорной полосы.

- В восстанавливаемой КБАССР балкарские районы оказываются включены в более обширные районы с преобладающим кабардинским населением. Таким образом, внутреннее административное деление республики также перестает следовать этническому принципу и опирается на принципы экономического районирования.

- Часть бывшего Курпского района (со смешанным этническим составом) остается в составе Моздокского района СОАССР.

- При восстановлении ЧИАССР в ее состав не возвращена часть Пригородного района, входившая в пределы Чечено-Ингушетии до 1944 года. Эта часть, примыкающая к Орджоникидзе, столице СОАССР и хозяйственно связанная с городом, оставлена в составе этой республики. Сюда перемещаются осетины-переселенцы из других районов, передаваемых в ЧИАССР. Одновременно предпринимаются административные меры, ограничивающие возвращение в Пригородный район ингушского населения. В составе Северной Осетии оставлен также узкий перешеек, связывающий ее основную территорию с Моздокским районом, который после возвращения Чечено-Ингушетии Малгобекского и Назрановского районов мог оказаться анклавом.

- В пределах восстанавливаемой Чечено-Ингушетии оставлены Наурский, Шелковской и Каргалинский районы упраздненной Грозненской области с казачьим и ногайским населением, экономически тяготеющие к Грозному — столице ЧИАССР. Ачикулакский и Каясулинский районы упраздненной Грозненской области включены в состав Ставропольского края, а Караногайский, Кизлярский и Крайновский — в состав Дагестанской АССР. Тем самым территория бывшего Кизлярского округа оказалась административно расчлененной между Дагестаном, Чечено-Ингушетией и Ставропольем.

- Не был восстановлен Ауховский (чеченский) район Дагестанской АССР, созданный в конце 1943 года и ликвидированный вместе с депортацией чеченцев. В 1957 году власти предпочли не затевать кампании по обратному переселению лакцев и аварцев, предоставив аккинцам возможности обустройства в соседних районах Дагестана и одновременно ограничивая их возвращение в бывший Ауховский (Новолакский) район.

После 1957 года, помимо немцев и некоторых других групп, в районах высылки остается значительная часть депортированных [турок-]месхетинцев. Снятие административных препятствий в возвращении на Кавказ коснулось лишь тех из них, кто еще до депортации официально значился азербайджанцем: осенью 1957 им было предоставлено право переселиться на территорию Азербайджанской ССР. В указе союзного Верховного Совета содержится ссылка на основания для такого решения — заявление правительства Грузинской ССР об «отсутствии возможностей к размещению и устройству» месхетинцев в районах, откуда они были высланы. Политика региональных властей, таким образом, активно включена в определение общего рисунка реабилитационной кампании 1956–57 годов. Ограниченность этой реабилитации связана с ограниченностью самой социалистической законности. Но еще более — с сохранением подхода к этническим группам как категориям различного уровня лояльности и, соответственно, как объектам политических калькуляций в стратегиях поддержания «предпочтительного» этнодемографического баланса. Этот баланс не звучит в качестве явного административного принципа, но его противоречивое использование читается как в союзной, так и региональной политике. Власти нацелены к общей эффективной реинтеграции групп в доминирующую советскую культуру/общество, будь это включение проведено в Казахстане или на Кавказе (отсюда комбинация элементов позитивной дискриминации прежних этнических ссыльных и некоторых ограничений в их правах). Но одновременно власти стремятся сократить риски, связанные с проблемной реинтеграцией на конкретных территориях — вплоть до прямого недопущения высланных в родные села в тех случаях, где это чревато активным противостоянием с новым населением (фактически создается «черта оседлости» на местном уровне).

Несмотря на определенные сложности при возвращении репрессированных народов домой[33], советскому государству удается в целом сохранить стабильность и с 1960-х годов приступить к разворачиванию новой политической доктрины — строительству «единого советского народа».
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:48 am

(1958–1991).

Устойчивость и противоречия «развитого социализма»



Отличительной чертой данного этапа является устойчивость административно-территориального деления региона[34]. С 1958 года и до конца советской эпохи на Кавказе не происходит каких-либо политически существенных изменений внутренних границ. Меняется лишь композиция административных районов в самих республиках, краях и областях в русле различных общесоюзных хозяйственно-политических кампаний (как это было, в частности, в период хрущевских экспериментов с перестройкой управления народным хозяйством по производственному принципу в 1963–65 годах).

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 8a2bb8793420

Укрепляя социально-экономическую инфраструктуру регионов, в том числе и национально-государственных образований, государство одновременно стремится снизить политический вес региональных границ. Их устойчивость позволяет поддерживать иллюзию их нарастающей условности. На политическую повестку дня в СССР выносится вопрос о становлении единого советского народа как этнополитической общности (нации). В этом контексте все национально-административные границы должны постепенно потерять свое значение неких территориальных рамок для проведения специфической культурной и языковой политики. Однако вместе со стратегией формирования единого советского народа развиваются процессы, которые оставляют этот единый народ во многом лишь идеологической иллюзией, исторически уязвимым национально-государственным проектом. Данный гражданский проект, будучи тесно связан с идеологическим ядром «реального социализма», оказался заложником исторической несостоятельности самой советской модели общественного и экономического развития.

Одно из противоречий периода «развитого социализма» выражается в том, что стратегия упрочения единства советского народа, содержащая элементы унификации в сфере образования и культуры, развивается одновременно с постепенным наращиванием значения национальной принадлежности и института «титульности». Русификационная волна длится с начала 1960-х годов и уже к 1977 году — времени приятия новой Конституции СССР — речь будет идти о законодательном признании за русским языком статуса единственного официального языка на всей территории страны. В то же самое время государство стремится к углублению интеграции меньшинств в общесоветскую гражданскую общность с русским культурным ядром и активно способствует подъему образовательного и жизненного уровня населения национальных республик. Расширенное воспроизводство советизированных национальных элит, которые станут позже «носителями национального суверенитета», — один из эффектов такой стратегии. В этих элитах развиваются противоречивые рефлексии над траекториями своей внутрисоветской судьбы, расширяется поле/интенсивность неформальной этнической конкуренции в структурах властного и духовного производства.

В целом данный этап в истории Кавказа выступает как тщательно контролируемое сползание к коренизации, где роль коренных управленческих кадров играют представители титульных групп, прошедшие селекцию в системе партийных/комсомольских школ и освоившие базовые навыки партийно-советской управленческой культуры, в частности навыки использования этничности как инструмента политической власти. Советское государство стремится создать приемлемую для себя национальную бюрократию /интеллигенцию и опереться на них в контроле и поглощении национальной периферии. Однако этот контроль имеет своей оборотной стороной усиление политического влияния представителей титульных этнических групп и усиление самого института титульности — системы неформального обеспечения приоритета коллективных прав одних групп над подобными правами других.

В конце 1970–80 годы титульные группы начинают более определенно мыслить себя и свои республики в качестве национальных протополитий. Блокируя издержки такой тенденции, союзные власти склоняются к тактике полуофициального квотирования как способу поддержания внутриаппаратного этнического баланса. Но тем самым государство еще больше акцентирует значение этничности в качестве критерия негативной или позитивной дискриминации. И федеральный проект (стремящийся к кадровому этническому балансу), и местные национальные бюрократии придают национальной принадлежности значение важнейшего ресурса/препятствия в вертикальной мобильности. Национальная принадлежность все более превращается в весомую характеристику в коллективном и индивидуальном соперничестве за престижные аппаратные должности или за выгодные позиции в иерархических конструкциях распределительной экономики.

В течение значительного времени советскому государству удается не допускать коллизии между двумя проектами нациестроительства — общесоветским и этнонациональным (выраженным в терминах «созревания социалистических наций»). Национально-государственная зрелость этнических наций в СССР остается лишь потенциальной угрозой для целостности страны — пока сохраняется доктринальная энергетика коммунистической идеологии и относительная эффективность центральных институтов государственной власти. Кризис идеологии, ее легитимирующей функции, а затем и нарастающая дезинтеграция центральных институтов влекут за собой разрушение единого идентификационного поля советских народов.

К концу 1980-х годов начинают обостряться противоречия в нескольких зонах потенциального этнополитического соперничества. Состав и типология этих зон определяется прежде всего претензиями двух или более этнических групп на исключительный статус титульного народа в пределах одной и той же территории. «Титульность» означает обладание институционально оправданным советской системой, но и вполне неформальным, контролем над органами власти в республике, наличие «контрольного пакета властных акций» на данной территории. Титульное перетягивание усугубляется наличием у групп-соперников конфликтных версий национальной истории, в которых утверждаются взаимоисключающие представления об «исторических, исконных территориях», о первовладении этими территориями и т.д. Обладание статусом коренного народа предъявляется как историческое обоснование претензий на статус титульного народа. Наконец, третий коллективный ресурс в статусном соперничестве — обладание численным большинством на данной территории. Статус большинства позволяет рассматривать зреющие в надеждах горбачевской перестройки демократические процедуры как важный механизм защиты коллективных этнических прав.

В Кавказском регионе, чья административно-территориальная композиция складывалась как неоднозначный итог различных эпох и стратегий национально-государственного упорядочения, обнаруживается целая сеть потенциальных статусных противоречий.

- Монотитульные административные территории (автономии/республики с одной титульной группой). Вызов их легитимности, в виде оспоренных границ или статуса отдельных районов, предъявляется со стороны групп, считающих себя коренными, но несправедливо лишенными титульного статуса [ингуши в Северной Осетии, отчасти в Чечено-Ингушетии], или групп, составляющих большинство, но также лишенных титульного статуса (и соответствующего доступа к власти) [русские в Адыгее].

- Паритетные («объединенные») титульные территории с двумя титульными группами. Противоречия возникают между титульными группами относительно режима распределения власти в данных автономиях. Демографическое различие между группами придает балансу власти в этих автономиях устойчиво асимметричный характер. Кризис вокруг проблем «паритетности» актуализирует перспективы разделения этих автономий по национальному признаку и вопрос о должных границах такого разделения [Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария и Чечено-Ингушетия].

- Надэтническая титульная территория, где имя республики/территории определено не этнически, а ее историко-культурным и ландшафтным своеобразием. Здесь противоречия также формируются вокруг режима распределения власти между этническими группами-субъектами коллективной автономии [Дагестан]. « «Иерархические» титульные территории, когда в пределы национально-государственного образования одного народа входит как подчиненная часть автономия другого народа. Противоречия связаны здесь со стремлениями элит обеих титульных групп достроить свой статус до состояния гарантированного исключительного приоритета на данной территории [Грузия — Абхазия, Грузия — Южная Осетия, Азербайджан — Нагорный Карабах].

Эти зоны статусных противоречий — лишь матрица потенциальных конфликтов. Их эскалация в насильственные формы есть во многом функция активности национальных элит, связана с их собственной структурой и конкретными траекториями утверждения во власти в условиях кризиса и разрушения несущих институтов советского государства к концу 1980-х годов.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:49 am

(1989–1991).

«Парад суверенитетов» Панорама этнополитических противоречий на закате советской эпохи

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 9476eeadb0ed
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:50 am

(1991 –).

Эскалация вооруженных конфликтов



Кризис советского государства к концу 1980-х годов сопровождается манифестацией целой серии соперничающих проектов по ревизии политико-административной карты Кавказского региона. Нарастание экономических проблем в стране увеличивает социальный контингент, готовый поддержать желанные перемены под лозунгами защиты «национального суверенитета» или «восстановления исторической справедливости». Моральная катастрофа советского социализма, его институтов и солидарностей обеспечивает широкий идеологический простор для определений исторической и политической картин мира в категориях соперничества этнических групп как субъектов консолидированного действия. Должное будущее рисуется исключительно в терминах защиты интересов таких коллективных субъектов. В частности, для обеспечения этих интересов (интересов «национального расцвета», «паритета», «выживания», «территориальной реабилитации» и т.д.) надлежит изменить административные и политические границы как границы власти и легитимных привилегий.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 59d0be2069e9

В общей панораме этнотерриториальных и этностатусных противоречий, определившихся к началу 1990-х годов, можно выделить следующие:

«Шапсутский вопрос», состоящий в стремлении адыгских политических групп, объединенных в общественный парламент — Адыге Хасэ, восстановить существовавший в 1924–45 гг. Шапсугский национальный район (или даже образовать национальную республику) с центром в пос. Лазаревском на территории Краснодарского края. Проектирующиеся в 1990 г. пределы Шапсугии охватывают территорию, на которой адыгское/шапсугское население составляет незначительное меньшинство. Данное обстоятельство является одним из основных препятствий на пути реализации идеи национально-территориальной автономии Шапсугии, хотя и не главной. Шапсугия находится в пределах курортной зоны федерального значения. Кроме того, неочевидная траектория распространения и развития такого «восстановительного» прецедента явно ограничивает местные краевые власти в готовности пойти навстречу шапсугам.

Противоречия вокруг территориального состава Адыгеи, стремящейся усилиями адыгской политической элиты данной автономии к выходу из Краснодарского края и получившей в 1990 году статус национальной республики. В районах с преимущественно русским населением выдвигаются требования о сохранении этих районов в пределах края. С середины 1990-х годов проекты и риски движения суверенитета Адыгеи за рамки российского национально-государственного строительства сходят на нет. Однако политическая конструкция самой Адыгеи испытывает напряжения, связанные с противоречием между статусом республики как национально-государственного образования и этнической структурой населения, в составе которого титульная группа как «носитель национальной государственности» составляет абсолютное меньшинство.

Конфликтная ситуация, зреющая в Карачаево-Черкесии вокруг политико-правового статуса/представительства во власти пяти основных этнических групп, населяющих автономию. Будучи номинально «двухтитульной», общая автономия испытывает целый комплекс взаимоисключающих статусных претензий. В начале 1990-х годов Карачаевское общественно-политическое движение Джамагат требует восстановления отдельной Карачаевской автономии/республики в пределах 1943 года, включающих земли казачьих станиц. Казачьи организации стремятся к собственному «территориальному самоопределению», нацеливаясь на создание русских автономий (Баталпашинская и Зеленчукско-Урупская республики) или к присоединению районов со станицами к Краснодарскому или собственно Ставропольскому краю. Черкесские/адыгские политические группы нацелены на повышение титульного статуса черкесов и созданию/восстановлению отдельной от Карачая автономии, тем самым, нацеливаясь на преодоление перспективы устойчивого политического доминирования карачаевцев в «объединенной» Карачаево-Черкесии. В свою очередь абазины и ногайцы, формально лишенные статуса титульных групп в автономии, выдвигают требования о создании своих национально-территориальных образований. Нарастающий вал внутреннего этнического самоопределения и связанные с ним конфликтные ситуации отчасти сдерживаются проведенным в 1992 г. республиканским референдумом, в ходе которого 76 % проголосовавших высказались за сохранение единой КЧР. Тем не менее, политические проблемы, имеющие этнотерриториальную составную, остаются достаточно актуальными и к 2004 году.

В 1990–92 году, в связи с кажущейся вероятной перспективой разделения Кабардино-Балкарии по этническому признаку, кристаллизуются кабардино-балкарские территориальные противоречия. Широкий пояс условной границы между горной Балкарией и предгорно-равнинной Кабардой, становится объектом «историко-идеологического» соперничества общественно-политических организаций (Конгресса кабардинского народа с одной стороны и Национального совета балкарского народа и Тёре, с другой). Угроза разделения республики провоцирует и казачество в Прохладненском и, частично, в Майском районах на выдвижение требований о передаче территории станиц в состав Ставрополья. В 1991 году формулируется и внешняя территориальная претензия — на южную часть нынешнего Моздокского района Северной Осетии (до 1944 года — часть Курпского района Кабардино-Балкарской АССР). Однако эта претензия остается лишь эпизодом в стабильных отношениях между Кабардино-Балкарией и Северной Осетией. Показательным эпизодом среди проектов ревизии этнополитической картины Кавказа начала 1990-х годов предстают и идеи перекройки двух «адыго-тюркских» республик по этнолингвистическому критерию, то есть проекты образования Карачаево-Балкарской и Адыгской республик (в составе Кабарды, Черкесии, Адыгеи с присоединением Шапсугского района).

К началу 1990-х годов разворачивается ингушское общественно-политическое движение, нацеленное на восстановление/создание отдельной Ингушской автономии/республики. Выдвигаются требования о включении в проектируемые границы этой республики части Пригородного района и Моздокского районов Северной Осетии (частей, входивших в 1924–1944 годах в состав Ингушской АО /Чечено-Ингушской АССР), а также правобережной половины Владикавказа. Этнотерриториальные противоречия между Северной Осетией и образованной летом 1992 года Ингушской республикой достигают своей кульминации в вооруженном конфликте осенью этого же года. Попытка ингушских вооруженных групп установить силовой контроль (т. н. «явочным порядком») над оспариваемой частью Пригородного района сопровождается столкновениями с североосетинской милицией, осетинским населением и завершается введением в зону конфликта федеральной армии. Итоги «недельной войны» составили более 600 погибших и более 40 тыс. беженцев, абсолютное большинство которых ингуши Северной Осетии.

Кризис советского государства позволяет состояться осенью 1991 года чеченской «этнической революции», возглавляемой Объединенным конгрессом чеченского народа под лозунгами национального суверенитета/отделения от России, а затем и строительства исламского государства. Становление нового политического режима в Чечне сопровождается разрушением социальной инфраструктуры, ростом преступности и исходом нечеченского населения из республики. В декабре 1994 года начинается длящийся и поныне период вооруженного противостояния российского федерального центра и лояльных общероссийскому проекту чеченских сил с одной стороны и структур чеченского сепаратистского режима, с другой. К 2002–2003 году эти структуры выдавливаются в состояние горной и поселенческой герильи, опирающейся на поддержку части местного населения и организационно-финансовую помощь некоторых общественных институтов и политических групп в арабском/исламском зарубежье. Уже первая война в Чечне является самыми тяжелыми по своим гуманитарным последствиям этнополитическим конфликтом в постсоветском пространстве: около 35 тыс. погибших и более 350 тыс. беженцев. Масштабы военно-политической и гуманитарной катастрофы на территории Чеченской республики в 1991–2003… году, скрывают в своей драматической тени целый ряд проектов по ревизии границ этой республики. Вместе с почти полным исходом русских из Чечни, в том числе из ее затеречных Наурского и Шелковского районов, лишаются своей социальной основы требования о возвращении этих районов в состав Ставрополья. Еще раньше, в 1991–1992 году, теряет свою этническую базу политический проект по восстановлению Сунженского казачьего округа. Территория, некогда входившая в этот округ, формально оспаривается между Чечней и Ингушетией, но фактически — по принципу преобладающего этнического расселения — является сегодня частью Республики Ингушетия (кроме Ассин[ов]ской и Серноводска).

В начале 1990-х годов в политической повестке возникает вопрос о создании Ногайской автономии, включающей все территории Ногайской степи, разделенной с 1957 года между Ставропольским краем, Дагестаном и бывшей Чечено-Ингушетией. Более умеренный проект предполагает создание национальной автономии на основе Ногайского района Дагестана и прилегающей к нему части Ставрополья (бывший Каясулинский район). Вопрос Ногайской автономии в значительной мере питается миграционными процессами внутри Дагестана и существенным изменением этнической структуры левобережных/затеречных районов этой республики. Бывшие некогда преимущественно казачьими (Потеречье) и ногайскими, степные районы нынешнего Северного Дагестана становятся зоной все более внушительного хозяйственно-экономического и поселенческого присутствия выходцев из обществ Дагестана Нагорного. Политической реакцией на эти процессы в конце 1980-х годов становятся проекты образования Ногайской автономии, восстановления Кизлярского округа как территориальной автономии нижнетерского казачества и ногайцев и, как более радикальный вариант, возврат территории бывшего Кизлярского округа в состав Ставрополья.

К проектам казачьего и ногайского автономизма/отделения от Дагестана на рубеже 1980-х и 90-х годов примыкает еще ряд проектов по реконструкции всей национально-государственной структуры Республики Дагестан. В 1990 году Кумыкское национальное движение Тенглик провозглашает своей задачей «национально-государственное самоопределение кумыкского народа в пределах его исторических территорий», на которых проектируется создание автономии или даже самостоятельной республики в составе России. Данные территории определяются как охватывающие нынешние Бабаюртовский, Буйнакский, Карабудахкентский, Каякентский, Кизилюртовский, Хасавюртовский районы и Махачкалу (более четверти всей территории Дагестана). В 1950–80-е годы состоялось хозяйственно-поселенческое освоение значительных сегментов кумыкской равнины переселенцами из нагорных аварских, даргинских и лакских обществ. Сегодня территория гипотетической кумыкской автономии — это мозаичный пояс, состоящий из кумыкских, аварских, даргинских, чеченских, ногайских, лакских сел и прикутанных отселков. Если Нагорный Дагестан, с его устойчивой историко-территориальной композицией джамаатов, еще можно в какой-то степени мыслить в категориях размежевания и «этнической кантонизации», то ситуация в равнинном и приморском Дагестане ставит на повестку дня поиск иных моделей дальнейшего развития республики. Дефрагментация этого пояса и сочленение в этнически однородные и компактные образования — затея заведомо катастрофическая по своим последствиям. Именно чересполосное расселение основных этнических групп в равнинной и приморской частях республики и смешанное население городов является важным композиционным фактором для единства Дагестана.

Острой этнополитической проблемой Дагестана в течение всего десятилетия 90-х годов остается «Ауховский вопрос», или лакско- и аварско-чеченские противоречия в Новолакском и прилегающей части Казбековского района Дагестана. Чеченцы-аккинцы/ауховцы выдвигают требование о восстановлении Ауховского (чеченского) района в границах 1944 года, когда район был упразднен, а чеченское население депортировано. Более радикальный вариант этих требований состоит в расширении района и его передаче в состав Чеченской республики. Дагестанское правительство в 1992 году принимает решение о поэтапном восстановлении чеченского района в составе Дагестана и отселении лакцев на другие территории (специально отведенные под новую переселенческую кампанию). Однако финансовые проблемы, а также недовольство кумыкских хозяйств новым изъятием земли под эту кампанию задерживают ее осуществление. Наконец, события августа-сентября 1999 года (ваххабитский мятеж в Цумадинском и Ботлихском районах и последующая интервенция в Новолакском районе, осуществленная с территории Чечни) фактически приостанавливают реализацию правительственной кампании по переселению лакцев.

Трансграничным автономистским/ирредентистским движением, которое в начале 1990-х годов пытается бросить вызов сложившейся политической карте региона, является лезгинский Садвал. Его целью провозглашается создание лезгинской национальной автономии/республики в составе Дагестана (или непосредственно России) и включающей лезгинонаселенные районы Южного Дагестана и Северо-Восточного Азербайджана. Лезгины считают себя «разделенным народом», сохранение историко-культурного единства которого и политическая стабильность в районах проживания которого во многом будут зависеть не только от внутренней национальной политики России и Азербайджана, но от качества взаимоотношений двух государств (включая уровень прозрачности границы для приграничных коммуникаций). «Лезгинский вопрос» отражает одну из нескольких этнополитических проблем на Кавказе, выходящих за рамки отдельных государств и связывающих эти государства в общем поле конфликтных ситуаций и их возможных решений.

Одна из таких острых ситуаций складывается в 1988–90 году вокруг политико-правового статуса Южной Осетии, разворачиваясь с января 1991 года в вооруженный этнополитический конфликт на ее территории. Назревающая сецессия Грузии от СССР-России и дрейф грузинской политической элиты к доктрине и практике создания унитарного национального государства в границах Грузинской ССР провоцирует среди этнических меньшинств этой республики проекты ревизии национально-государственного устройства Грузии, а затем и ревизии самих ее внешних границ. Представительная ассамблея (Областной Совет) Южной Осетии провозглашает сначала образование «республики в составе Грузинской ССР», а в сентябре 1990 года, после прекращения грузинским парламентом действия общесоюзных/советских конституционных актов на территории Грузии, в Цхинвали принимается Декларация о национальном суверенитете Южной Осетии и сохранении на ее территории действия союзной Конституции. В декабре 1990 года постановлением парламента Грузии Юго-Осетинская автономная область упраздняется, а 6 января 1991 года грузинская милиция и вооруженные группы различных политических партий Грузии занимают Цхинвали — центр автономии. Эта акция определяет переход конфликта из его политической в военную фазу. Более года длятся вооруженные столкновения грузинских формирований с отрядами осетинской самообороны практически во всех секторах стыка осетинских и грузинских сел на территории автономии и, прежде всего, вокруг Цхинвали (грузинские части были вытеснены из города в марте 1991 года, но сам город был блокирован грузинскими отрядами с севера, юга и востока). Вооруженные действия на территории автономии сопровождаются исходом более 60 тыс. осетин из Грузии и Южной Осетии в Северную Осетию и 10 тыс. грузин из Южной Осетии в собственно Грузию. В июне 1992 года в ходе четырехсторонних переговоров (стороны конфликта плюс Россия и Северная Осетия как посредники) достигается соглашение о прекращении огня, вводе Смешанных сил по поддержанию мира в зону конфликта и началу процесса урегулирования.

Еще ранее юго-осетинского конфликта развивается конфликт в Абхазии, имеющий сходную логику своей эскалации (но не генезиса): распад СССР как единой и общезначимо «навязанной» для всех национальных элит картины мира; траектория движения Грузии к унитарному национальному государству, формирование радикального политического режима с идеологией этнического нациестроительства и, как параллельно зреющий процесс, трансформация национальных движений в автономиях Абхазии и Южной Осетии в «статусо-сохраняющие», а значит — сепаратистские в отношении грузинского государства. Политический конфликт в Абхазии переходит в военную фазу 14 августа 1992 года, когда грузинские власти («Госсовет») принимают решение ввести войска на территорию Абхазии. В течение нескольких дней грузинскими вооруженными силами заняты Гали, Очамчира, Сухуми, а также значительный плацдарм в западной Абхазии (от Гагры до Псоу). Эта военная акция сопровождается всеми «гуманитарными издержками», свойственными молодым национальным армиям. Абхазскому сопротивлению удается сохранить за собой Гудаутский район, долину Бзыби, а также анклав вокруг Ткварчели. Через полгода позиционных боев абхазы возвращают себе контроль над Гагрой, а в сентябре 1993 года при активной поддержке добровольцев из России, главным образом, северокавказцев входят в Сухуми и в течение дней занимают остальную Абхазию до Ингури. Только в верхней части Кодорского ущелья, населенной сванами, сохраняется зона контроля официальных грузинских властей. Вместе с отступающей грузинской армией Абхазию покидает более 230 тыс. местного грузинского населения. Соглашение о прекращении огня и введение разделительного российского миротворческого контингента (формально — контингента СНГ) позволяют «заморозить» военную фазу, равно как и сами военные итоги конфликта 1992–93 годов и одновременно создают перспективу для начала переговорного процесса.

Движение Грузии к независимости и перспективы грузинского национального государства определяют в качестве актуального вопрос о том, каким будет режим интеграции в это государство территорий компактного расселения двух наиболее многочисленных меньшинств в республике — азербайджанского (в Квемо Картли/Борчало) и армянского (в Джавахетии). Столкновения в Борчало в июне 1989 году удается быстро локализовать по масштабам и последствиям, а после января 1992 года азербайджанское население остается устойчиво лояльным грузинскому государству. В армянонаселенной Джавахетии в 1990 годах складывается фактическое самоуправление, хотя административно район поглощен в Месхет-Джавахетском крае с грузинским численным преобладанием. В целом осторожно прагматичная позиция Тбилиси и особенно Еревана в «джавахетском вопросе» удерживают фактическое армянское самоуправление на местном уровне от форсирования претензий на конституционно-правовое оформление в качестве армянской автономии. Аналогичные претензии на талышскую автономию в Азербайджане в 1990-годы, не имея массовой поддержки и организованного носителя, быстро нейтрализованы властями Баку.

Еще в 1986–87 годах, по мере либерализации политического режима в СССР, в Нагорно-Карабахской автономной области (ИКАО) и других армяно-населенных районах Азербайджана обостряется статусное соперничество армянской и азербайджанской общин. Эффектом этого соперничества становится институциализация движения («Крунк») за переход армянской национально-территориальной автономии из состава Азербайджанской ССР в Армянскую ССР. 20 февраля 1988 депутаты Областного Совета ИКАО принимают решение обратиться с просьбой к властям двух республик «рассмотреть вопрос» о таком переходе. Последующие столкновения, армянский погром в Сумгаите начинают целую цепь актов взаимного этнически-сфокусированного насилия и массовых изгнаний. В 1988–90 годах происходит исход более 260 тыс. армян из Азербайджана и около 200 тыс. азербайджанцев из Армении и Степанакерта. Союзные власти постепенно теряют возможности для эффективного воздействия на конфликтующие стороны. Ни организационно-политические меры (введение в январе-ноябре 1989 особого управления в НКАО), ни военно-полицейские акции оказываются не способны нейтрализовать поляризацию армянского и азербайджанского населения вокруг взаимоисключающих целей и нарастающее насилие. 1 декабря 1989 года на фоне спорадических столкновений в Нагорном Карабахе и его фактической блокады совместная сессия Верховного Совета Армянской ССР и Облсовета НКАО принимает постановление о присоединении НКАО к Армении — решение, признанное Верховным Советом СССР недействительным. Бакинские события января 1990 года (допущение нового погрома и неадекватное применение войск) окончательно лишают союзные власти необходимого ресурса политической и моральной легитимности в глазах обеих конфликтующих сторон. При этом сами стороны лишаются последних общих институтов, которые могли бы воспрепятствовать эскалации гражданского конфликта в полномасштабную межгосударственную войну. После депортационных операций в Шаумяновском районе, на фоне все более активного вооруженного противостояния в Карабахе и вслед за послепутчевой суверенизацией Азербайджана (31 августа 1991 года) следует суверенизация самой Нагорно-Карабахской автономии. 2 сентября ее Облсовет провозглашает Нагорно-Карабахскую республику (НКР). 26 ноября 1991 года Парламент Азербайджанской республики формально упраздняет автономию, отряды самообороны которой — как это покажет ближайшее будущее — обретают все большую поддержку Армении, наращивают опыт и ресурсы ля эффективного обеспечения фактической независимости Нагорного Карабаха от Баку.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:50 am

Зона конфликта в Нагорном Карабахе (1988–1994...)



Этническая принадлежность выступает главным критерием для (само)идентификации сторон в этом конфликте и служит «основанием» для мобилизации населения вокруг взаимоисключающих политических, а затем и военно-организационных целей. Этническая солидарность становится не только ясным прогнозом гипотетического референдума на спорных территориях, но весомым военным ресурсом. Сама конфигурация этнического расселения начинает оцениваться в координатах военного противостояния, в котором «свое население» становится удобным для оперирования поселенческим ландшафтом, обеспечивающим серьезные преимущества над «противником». Зоны устойчивого военного или административного контроля в таких конфликтах имеют тенденцию совпасть с ареалами этнического доминирования. Отсюда этнический состав становится объектом прямых военно-полицейских усилий — охранительных или, напротив, усилий депортационных, всегда имеющих трагические гуманитарные последствия (Башкенд/Арцвашен, Чайкенд/Геташен, Ходжалы, Марага). Депортации и война 1990–94гг. привели к «окончательному» территориальному размежеванию армянского и азербайджанского населения в субрегионе по этническим зонам контроля, завершая, таким образом, становление национальных государств и соответственно двух политических/гражданских наций по жесткому этническому, точнее «взаимоисключающему», основанию (Армения и НКР фактически являются единым целым).

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 C973b201294c

К 12 мая 1994 г., когда противоборствующие стороны заключают Соглашение о прекращении огня, карабахская армия занимает значительную территорию Азербайджана вне пределов НКР: полностью — Кельбаджарский, Лачинский, Зангиланский, Джебраильский, Кубатлинский, большую часть Агдамского и часть Физулинского районов. Из этих районов, покинутых азербайджанским населением (около 350 тыс. чел.), формируется внешний «пояс безопасности» НКР. Под контролем азербайджанских сил остаются восточные окраины Мардакертского и Мартунинского районов бывшей НКАО, а также весь Шаумяновский район. Линия прекращения огня в Карабахе, а также позиции, разделяющие стороны вдоль северного и нахичеванского участков армяно-азербайджанской границы, в течение прошедших десяти лет остаются полосой взаимного отчуждения и полностью блокированных коммуникаций: Армения и НКР с «поясом безопасности» блокированы со стороны Азербайджана и Турции, в свою очередь лишая Азербайджан транспортного доступа к Нахичеванской республике и Турции. В течение десяти лет стороны конфликта остаются практически в полной изоляции друг от друга, ограничиваясь эпизодическими встречами на высшем уровне, контактами в рамках вялотекущего «Минского процесса» урегулирования, встречами гуманитарного профиля (ученые, журналисты, правозащитники) и сотрудничеством в ходе инспекций ОБСЕ за режимом прекращения огня.

С 1992 г. попытки посредничества и урегулирования конфликта предпринимаются в международном формате солидарными и соперничающими усилиями стран-членов т.н. Минской группы ОБСЕ (главным образом, ее сопредседателей — России и США). Позиции сторон в конфликте и сами перспективы его урегулирования касаются нескольких взаимосвязанных проблем, прежде всего, освобождения оккупированных территорий, определения статуса Нагорного Карабаха, разблокирования коммуникаций, возвращения беженцев и социально-экономической реабилитации зоны конфликта. Однако ни «пакетный», ни «поэтапный» принцип рассмотрения/разрешения этих проблем не удалось развернуть на практике, а единственным успехом в течение десяти лет после Соглашения прекращении огня остается соблюдение этого соглашения. Стороны до сих пор не могут прийти к компромиссной формуле, определяющей, кто же выступает в качестве таковых сторон в конфликте и кто должен представлять стороны на переговорах. Азербайджан настаивает на том, что стороной конфликта является Армения, а не карабахское армянское население/его автономия. Отсюда конфликт определяется как межгосударственный и территориальный, а Армения — как государство-агрессор, оккупирующее часть территории Азербайджана. Иной вариант азербайджанской позиции — признание Карабаха стороной внутриполитического конфликта, которая должна быть квалифицирована в качестве сепаратистского движения, бросающего вызов принципу территориальной целостности государств. Азербайджанский алгоритм урегулирования включает осуждение/обуздание агрессора (освобождение оккупированных им территорий) в качестве условия, а затем разворачивание самого урегулирования в режиме налаживания отношений между государством и этническим меньшинством (различные формы автономии, включая территориальную, как механизм обеспечения прав армянского населения Карабаха).

Армянская/карабахская сторона оспаривает сам факт пребывания Нагорного Карабаха в составе независимого Азербайджана, исходя из того, что советские границы Азербайджана, включающие Нагорный Карабах, были упразднены актом о восстановлении независимости Азербайджанской республики (тем самым, Баку ликвидировал само советское конституционно-правовое основание, позволившее включить в 1921 г. Нагорный Карабах в состав АзССР). Отсюда сторонами конфликта определяются два государства — Азербайджан и НКР, а алгоритм урегулирования предполагает равноправное, неиерархическое взаимодействие обеих сторон/государств во всех процессах урегулирования. (Номинальное самоустранение Армении как стороны конфликта носит политико-дипломатический характер, но реально позиция Армении в конфликте изначально встроена в карабахскую позицию).

Определение сторон-в-конфликте имеет непосредственное отношение к ключевой проблеме урегулирования и может восприниматься как фактор, влияющий на перспективу определения взаимного политико-правового статуса Азербайджана и НКР. В перечне обсуждаемых вариантов, в частности: (а) НКР — автономия в составе Азербайджана (позиция Азербайджана); (б) НКР — ассоциированное [государство/территория] с Азербайджаном, или формирование конфедерации с Азербайджаном; (в) формирование «общего государства» Азербайджана и НКР (позиция, поддержанная Арменией); (г) НКР — кондоминиум Азербайджана и Армении. С международно-правовой точки зрения, государственный статус НКР и изменение границ Азербайджана образца 1991 года вряд ли будут признаны. Границы постсоветских государств отчетливо «преемственны» границам союзных республик по принципу uti possidetis, в соответствии с которым предыдущее административное деление приобретает характер границ, защищенных международным правом, даже если прекращают свое действие правовые акты, некогда определившие данные границы.[35] Наиболее вероятная траектория движения сторон к согласительной формуле по статусу НКР с одной стороны ограничена этим принципом, с другой стороны она ограничена фактической невозможностью интеграции НКР в состав Азербайджана (Степанакерту удается достаточно эффективно использовать внешнюю поддержку, усилия самого армянского населения Карабаха для воспроизводства устойчивой военно-политической конструкции НКР). Отсюда согласительная формула по статусу будет определяться в рамках между номинальным сохранением территориальной целостности Азербайджана и фактической независимостью НКР от Баку. Такие рамки могут ограничивать/наполнять статус НКР следующими полномочиями: самоуправление; наличие своих вооруженных, затем — только полицейских сил; сохранение ряда внешнеполитических прерогатив (особые отношения с Арменией); право регулировать миграцию; наличие особого карабахского гражданства, сопровождающего общеазербайджанское или наличие двойного гражданства Армении и Азербайджана; фискальная автономия и использование двух национальных валют. Согласование этого пакета полномочий, гарантированных международными соглашениями, могло бы сопровождаться освобождением/демилитаризацией шести из семи занятых карабахскими силами районов Азербайджана (кроме Лачинского) и возвращением туда азербайджанских беженцев.

К проблеме статуса примыкает проблема безопасности, ясно связанная с конфигурацией зон контроля и коммуникаций. Степанакерт отклоняет требования об освобождении занятых районов вне НКР до выработки адекватных гарантий безопасности. Кроме того, «Лачинский коридор», обеспечивающий прямой доступ НКР к территории Арменией, рассматривается армянской/карабахской стороной как стратегический сектор, который не должен находиться под каким-либо контролем Азербайджана. Для решения Лачинской проблемы выдвигаются предложения об обмене территориями (в рамках т.н. «планов Гоббла»[36]) и альтернативные предложения о параллельном создании особого режима открытых коммуникаций под международной протекцией в Лачинском коридоре и в секторе Мегринского транзитного «перекрестка». Такое взаимное разблокирование в ключевых узлах могло бы сопровождаться открытием армяно-турецкой и армяно-азербайджанской границ для перемещения людей и товаров. Позитивные сдвиги по проблемам статуса и оккупированных территорий, начало возвращения беженцев и разблокирование коммуникаций открывают возможности общего урегулирования и возвращения беженцев вне зон своего «этнического» контроля/доминирования. Однако сегодня не просматривается перспектива, которая могла бы связываться с возвращением беженцев в зоны «чужого» контроля/юрисдикции и тем более перспектива реинтеграции армян/азербайджанцев в качестве этнических меньшинств в азербайджанскую/армянскую гражданские нации. В ближайшие годы НКР останется самопровозглашенным государственным образованием — реципиентом внешнеполитической поддержки Армении и армянской диаспоры, а сам конфликт имеет все шансы замораживания по «кипрскому» сценарию, в котором стороны имеют минимум взаимных контактов как на государственном, так и на обыденном, человеческом уровне.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:51 am

Зоны конфликтов в Южной Осетии (1990–1992...) и Северной Осетии (1992...)



Военная фаза осетино-грузинского конфликта в Южной Осетии была завершена в июле 1992 года, когда в соответствии с Сочинским российско-грузинским соглашением от 24 июня 1992 (делегации России, Грузии, Северной Осетии и Южной Осетии) на территорию автономии были введены Смешанные силы по поддержанию мира, состоящие из российского, североосетинского и грузинского батальонов. Батальоны были размещены в различных секторах ответственности, география которых в значительной степени совпадает с зонами контроля осетинской и грузинской сторон к исходу военной фазы конфликта и, соответственно, со сложившимися — отчасти по ходу вооруженных столкновений и погромов — зонами поселенческого размежевания осетин и грузин в Южной Осетии. Территориальная композиция зон контроля представляет собой «слоеный пирог», где полосы/анклавы грузинского и осетинского контроля соседствуют и чередуют друг друга. Осетинская администрация (Республика Южная Осетия/РЮО) осуществляет функции управления в секторах ответственности российского и осетинского батальонов ССПМ, грузинская (в лице местных органов власти области Шида Картли) — в секторе ответственности грузинского батальона. Де факто сложившаяся практика координации между структурами власти осуществляется как непосредственно между сторонами, так и через Смешанную контрольную комиссию, созданную в рамках Сочинского соглашения и включающую, помимо грузинского и юго-осетинского представительства, российское и североосетинское. СКК выступает также «площадкой» для организации переговорного процесса, в котором стороны конфликта, при посредничестве России и при участии ОБСЕ, стремятся согласовывать дальнейшие шаги на пути к урегулированию и постконфликтному восстановлению.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 247d82982b4a

В течение уже более десяти лет созданная Сочинским соглашением и последующей практикой конструкция по поддержанию мира остается достаточно эффективным механизмом, позволяющим не допускать какой-либо эскалации насилия в Южной Осетии. Межэтническая напряженность в зоне конфликта значительно ослабла, и к настоящему времени (апрель 2004) население свободно и без опасений перемещается по обоим условным этническим секторам и вне их границ. Местная экономика складывается вокруг транзитной Транскавказской автомагистрали, соединяющей Россию с Закавказьем и позволяющей Южной Осетии интегрироваться в хозяйственно-экономические связи Юга России. Бюджет непризнанной Республики Южная Осетия в значительной степени формируется функционированием этой дороги, а также финансовой поддержкой Российской Федерации. Неформальная хозяйственная и финансово-экономическая интеграция Южной Осетии в Россию сопровождается отчасти и гражданской интеграцией: абсолютное большинство осетинского населения РЮО являются гражданами РФ. Для всех жителей Южной Осетии сохраняется безвизовый режим пересечения российской границы. Таким образом, к настоящему времени РЮО существует как фактический российский протекторат в международно-признанных границах Грузии.

Проблемы и перспективы урегулирования конфликта связаны во многом с траекторией трансформации фактически сложившейся конструкции власти (две зоны контроля, в одной из которых сформированы и действуют органы государственной власти, не признающие юрисдикцию грузинского государства и являющиеся преемственной формой самоопределения Южной Осетии). Позиции сторон конфликта по вопросу о статусе Южной Осетии весьма далеки от компромиссной модели, создавая серьезный риск для продвинутой практики неформального, человеческого урегулирования осетино-грузинских отношений. Официальная грузинская позиция по-прежнему исходит из представления о «незаконности» какой-либо национально-территориальной осетинской автономии в Грузии, из необходимости демонтажа институтов этой автономии и включения ее территории в состав административных областей собственно Грузии (главным образом, Шида Картли). Отвергается правомочность употребления самого термина Южная Осетия. Официальная югоосетинская позиция состоит из представления об исторической обоснованности и состоявшемся институционально-правовом факте существования автономии. При этом угрозы для автономии рассматриваются как главный фактор развития самостоятельной государственности Южной Осетии вне Грузии, определяющий стратегию поддержания только горизонтальных отношений с Грузией и ожидания принятия Южной Осетии в состав России (с последующим объединением с Северной Осетией).

Перспектива признания цессии для Южной Осетии (в международно-правовом отношении) представляется маловероятной. Ее территория останется в пределах международно-признанных границ Грузии. Варианты решения статусного вопроса будут касаться только определения степени и международных гарантий для самостоятельности Южной Осетии в этих номинальных границах Грузии и в отношении центральных властей Грузии. Наиболее вероятной может быть такая модель, которая в согласованной конституционно-договорной форме будет воспроизводить уже фактически сложившуюся конструкцию. Общая шапка этой конструкции может быть обозначена следующим образом: Южная Осетия как ассоциированное с Грузией государственное образование, статус которого закреплен в рамках трехсторонних соглашений/договоров и, таким образом, обладает внешними для Грузии гарантиями (международным анкоражем). Этот статус должен иметь свою правовую нишу в Грузинской конституции и проработанный механизм интегрированного или параллельного функционирования администраций РЮО и грузинского сектора Южной Осетии. В «пакете суверенитета» для РЮО могут присутствовать: весь набор органов и символов государственной власти; наличие своих полицейских сил; на территории Южной Осетии не могут размещаться иные войска, кроме ССПМ или иных миротворческих контингентов с обязательным российским участием; наличие внешнеполитических полномочий, исчерпываемых отношениями с Северной Осетией и другими регионами России; двойное российско-грузинское гражданство или наличие собственного юго-осетинского гражданства, сопровождающего российское или грузинское; фискальная и таможенная автономия.

Конфликт в Южной Осетии и вокруг нее отозвался эхом в эскалации осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года. Наплыв осетинских беженцев из Грузии в Северную Осетию, в том числе в села Пригородного района, начал серьезно менять этнодемографические траектории этого района и остроту восприятия осетино-ингушских статусно-территориальных противоречий. Целый ряд правовых актов, в том числе принятых на федеральном уровне, вкупе с цепью криминальных и бытовых инцидентов, обваливают ситуацию в Пригородном районе и Владикавказе в массовых противоправных действиях и этнически сфокусированном насилии в конце октября 1992 года. Вооруженная фаза конфликта продолжается около недели и подавляется силовым путем — введением федеральных войск, которые, однако, не могут воспрепятствовать вытеснению вместе с вооруженными ингушскими отрядами большей части самого ингушского населения Северной Осетии (30–32 тыс. чел). Вынуждены покинуть свои дома и 7 тыс. осетин и русских (из сел, занятых 1–3 ноября ингушскими вооруженными группами и из Майского, оставшегося под их контролем), после Столкновения 1992 года оставляют после себя предельное поселенческое размежевание осетин и ингушей. Даже на уровне отдельных сел, сохраняющих или вновь обретающих обе общины, складываются этнически гомогенные сектора (Чермен, Тарское). В течение 1993–1999 годов сохраняется режим фактической взаимной изоляции Северной Осетии и Ингушетии, а граница между двумя республиками, даже будучи полосой развернутого военного присутствия федеральных сил, остается зоной этнически нацеленного террора и диверсий.

Еще в ходе силового подавления конфликта создаются федеральные военные и административные структуры, функцией которых становится восстановление отношений между двумя народами/республиками и урегулирование конфликта. Общими усилиями федерального центра, властей Северной Осетии и Ингушетии, некоторых гражданских объединений этих республик, постепенно удается изменить ситуацию в зоне осетино-ингушского конфликта к лучшему. Прямое федеральное финансирование позволяет развернуть восстановление социальной инфраструктуры, разрушенного жилья, а также строительство нового жилья для лиц, утративших его в ходе конфликта. К 2002–2003 годам на территорию Северной Осетии возвращается 60–70% вынужденных переселенцев-ингушей. Расширяются прямые контакты между двумя республиками, правительственными ведомствами, местными сельскими администрациями, гражданскими объединениями. Прекращается практика сопровождения милицией автотранспорта (принадлежащего «противоположной стороне») при ее прохождении через «чужую территорию» (такое сопровождение колонн долгое время осуществлялось в целях безопасности)[37]. Осенью 2002 года подписывается Соглашение о добрососедстве и сотрудничестве между Северной Осетией и Ингушетией. Продвижение к урегулированию конфликта развивается несмотря на сохраняющиеся острые взаимные фобии в осетинской и ингушской среде. Происходит оттеснение конфликтных представлений и действий на периферию повседневных забот и перспектив. При этом коммуникативный фокус смещается с политической «макропроблемы» — проблемы оспариваемых территорий — к рутинному воспроизводству хозяйственных, деловых и соседских отношений. На уровне политических элит происходит некоторый сдвиг в понимании того, что же, собственно, является ключевой проблемой в осетино-ингушских отношениях. Территориальная проблема перестает быть таковой: «два общества» формируют стратегии более-менее сносного конструктивного соседства в условиях сложившегося административно-территориального деления. Однако территориальная проблема сохраняется как фактор конфликта, потенциально достаточный для нового разрушения осетино-ингушского соседства в массовом взаимном насилии. Статья о «возвращении исконных территорий» остается в Конституции Республики Ингушетия, равно как и статьи «о территориальной реабилитации» остаются в Законе РФ «О реабилитации репрессированных народов»[38] (создавая, тем самым, «правовую» почву для традиционных представлений о территории как этнической собственности и провоцируя новые конфликты).
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:52 am

Зона конфликта в Абхазии (1992–1993-)



Конфликт в Абхазии имеет отчетливое этническое измерение, в котором отражено давнее статусное соперничество грузинской и абхазской [частей] элиты этой республики. Этнические аргументы были привычно встроены еще в советские определения того, каким образом должна быть организована власть в автономии, как должны распределяться престижные позиции/ресурсы, какими должны быть приоритеты в культурной и образовательной сферах республики. Именно этничность выступает привычным мобилизационным ресурсом ко времени кризиса и разрушения несущих институтов советской системы.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 F34e4182c559

В имперскую и советскую эпохи в Абхазии сложилась многоэтничная поселенческая мозаика, в которой абхазы остались в меньшинстве, а величина грузинской общины приблизились к половине численности населения республики. Финальный советский кризис застает автономию в ситуации уже сложившейся национально-идеологической оппозиции между абхазским национальным проектом, с его мотивами сохранения тающей Абхазии, и грузинским проектом, отражающим перспективу постепенной реконструкции автономии в соответствии с демографическими и экономическими реалиями грузинского доминирования. Паритетная модель формирования парламента Абхазии, возникшая в 1991 году в качестве временного компромисса между Тбилиси и Сухуми, оказалась в итоге не способна нейтрализовать растущие противоречия грузинской и абхазской элит. Введение грузинских правительственных войск в автономию в августе 1992 года, сам характер оккупации и ожесточение войны вносят качественно иную степень отчуждения в грузино-абхазские отношения, кардинально меняют всю актуальную политическую повестку для Абхазии. Гуманитарные издержки грузинской оккупации части территории автономии, связанные с погромами и внесудебными расправами над гражданским населением, способствуют солидаризации — в том числе военной — армянского и других общин в Абхазии с позицией абхазской стороны в конфликте. Моральное и военное поражение грузинской армии в 1993 году влечет за собой исход из республики грузинского гражданского населения, которое использовалось как социальная база оккупационных сил и в итоге остается сегодня главным заложником силовой авантюры августа 1992 года.

К моменту окончания военных действий 30 сентября 1993 года силы абхазской армии (при поддержке добровольческих формирований) занимают всю территорию автономии от Псоу до Ингури (исключая «Абхазскую Сванетию», т.е. Кодорское ущелье выше Латы). В полосе соприкосновения сторон, в соответствии с Соглашением, достигнутым в апреле 1994 года, размещаются Коллективные силы по поддержанию мира (созданы под эгидой СНГ, но состоят только из российского контингента). КСПМ выполняет свои функции при мониторинге ООН, оставаясь буфером между двумя сторонами. В полосе ответственности КСПМ устанавливается демилитаризованная зона (это пункт соглашения фактически нарушается).

В отличие от ситуации в Южной Осетии, в зоне грузино-абхазского конфликта сохраняется атмосфера жесткого военно-политического противостояния. Процессы урегулирования не продвинулись ни на политическом уровне, ни сколько-нибудь заметно на уровне повседневного человеческого соседства или элементарного хозяйственно-экономического взаимодействия[39]. Районы, прилегающие к линии разъединения сторон, остаются зоной активности грузинских диверсионных групп, мишенью которых являются не только абхазская милиция, но и военнослужащие российского контингента КСПМ. Отсутствие доверия сторон к предпринимаемым шагам в рамках урегулирования, снижает эффективность присутствия КСПМ, что проявилось, в частности, в 1998 году в период возвращения грузинских беженцев в Гальский район. В 2003 году грузинская сторона предпринимает неудачную попытку использовать отряд чеченского полевого командира Р. Гелаева для эскалации партизанской войны в Абхазии и очередной пробы сил в возможной стратегии военного решения конфликта в свою пользу. Такие попытки еще более отдаляют стороны от перспективы нахождения действенной программы урегулирования.

Стороны конфликта придерживаются диаметрально противоположных позиций как на политико-правовое будущее государственности Абхазии, так и на приоритеты самого процесса урегулирования. Этнополитический характер конфликта обусловливает связь двух ключевых проблем его урегулирования: определения статуса территории и разворачивание процесса возвращения/обустройства беженцев (и обеспечения гарантий их безопасности). Абхазская сторона исходит из того, что статус республики должен быть [международно] определен и признан до того, как начнется процесс возращения беженцев. Опасаясь перспективы восстановления грузинского демографического доминирования[40], Сухум стремится обеспечить признание государственного статуса Абхазии до того, как численное преобладание грузинской общины в республике сможет бросить вызов национальному характеру абхазской государственности на рутинных демократических выборах. Очевидно, что избирательная демократия в этнически разделенных обществах несет в себе вполне отчетливые прогнозы и опасения, касающиеся состава власти и ее национальной политики.

Грузинская сторона предпочитает рассматривать и решать вопросы возвращения беженцев отдельно от проблемы согласования статуса Абхазии или прежде нее. Трудности с возвращением беженцев и отсутствие гарантий даже для тех из них, кто смог вернуться (частично — Гальский район), определяют критическое отношение Грузии к существующему режиму поддержания мира в Абхазии. Тбилиси нацелен на замену российских миротворцев международными силами и изменение самой конфигурации зоны ответственности КСПМ. Вместо буферной модели предлагается распространить зону ответственности миротворцев на всю территорию Абхазии, превращая КСПМ в военного гаранта возвращения и обустройства беженцев.

Отстаиваемые сторонами позиции по самой проблеме статуса далеки от компромиссной модели и выглядят следующим образом. Абхазская позиция, допускающая до войны 1992–93 гг. вхождение республики в состав Грузии на федеративных или конфедеративных началах, затем становится более и более радикальной: сегодня Сухум исходит из возможности налаживания только горизонтальных отношений с Грузией в качестве независимых государств. Тбилиси предлагает Абхазии «самую широкую автономию в составе Грузинского государства», границы которого международно признаны в качестве преемственных границам Грузинской ССР на 21 декабря 1991 года (дата официального упразднения Союза ССР). При этом обещается конституционная реформа государственного устройства Грузии на федеративных началах (Шеварднадзе, 1995). Международные посредники[41] в т.н. «проекте Бодена» определяют следующие рамочные характеристики возможной компромиссной модели: признание территориальной целостности Грузии в ее советских границах; признание Абхазии «суверенным образованием» в составе Грузии, обладающим особым статусом, который базируется на Федеративном соглашении; разграничение полномочий между Тбилиси и Сухуми также определяется Федеральным соглашением, имеющем силу конституционного закона. Россия предлагает сторонам подойти к согласованию менее иерархической модели «общего государства» или конфедерации. Озвучиваются и иные варианты решения проблемы статуса Абхазии. В частности, предлагается идея раздела Абхазии/кантонизации на абхазский и грузинский сектора, причем последний (один общий в Южной/Восточной Абхазии или несколько, анклавно расположенных) предусматривается как гарантированная зона возвращения грузинских беженцев.

Патовая ситуация в конфликте связана во многом с внешнеполитическим контекстом урегулирования, который задается разнонаправленными векторами геополитического тяготения Абхазии и Грузии. Пытаясь обеспечить себе искомую дистанцию с грузинским государством, Абхазия стремится к максимальной экономической и политической интеграции в Россию, которая рассматривается как страна — фактический гарант абхазской государственности. Режим экономической блокады Абхазии, обеспечения которого Грузия добивается в рамках СНГ, не действует не столько по политическим, сколько по гуманитарным основаниям. Более того, Россия сохраняет безвизовый режим для жителей Абхазии, значительная часть которых к тому же являются гражданами РФ. В свою очередь, Грузия нацелена на постепенную и неуклонную интеграцию в НАТО и Европейский союз, рассчитывая, что ослабление позиций Россией будет способствовать восстановлению территориальной целостности страны в режиме «принуждения Абхазии к миру», форсированному возвращению беженцев под силовым прикрытием и в итоге ликвидации этнодемографического основания абхазской государственности вне Грузии.

Внутриполитический кризис в Грузии в конце 2003 года и обновление ее политической элиты оставляют вопросы о возможных изменениях в подходе Тбилиси к урегулированию абхазского конфликта. Этот подход может меняться как в сторону более радикально-воинственной позиции и предприятия новых силовых авантюр, так и в сторону компромиссно-прагматичной позиции. Спектр возможных перемен, однако, ограничен неизменностью самих оснований абхазского конфликта, равно как и других сецессионистских конфликтов на Южном Кавказе. Неизменным остается геополитический контекст этих конфликтов, но — самое существенное — в регионе сохраняется общая траектория нацие-строительства по этническому основанию. Внутри такой траектории снова ставится и «решается» старый советский вопрос об иерархической композиции коллективных агентов истории — этнических групп в лице своих политических элит.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:53 am

Зона военных кампаний в Чечне и Дагестане (1994–2004...)



Длящийся уже более десяти лет военно-политический конфликт[42] в Чечне можно разделить на несколько этапов: [мир] 1991–1994, [война] 1995–1996, [мир] 1997–1999, [война] 1999–…, где «мир» и «война» различаются интенсивностью и географией боестолкновений, структурой противоборствующих сторон и динамикой преобладающих лояльностей среди чеченского населения.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 8d8f95cafde4

Эскалация конфликта начинается еще осенью 1991 года, когда ОКЧН силой отстраняет действующие власти Чечено-Ингушской республики, овладевает значительной частью находившихся на ее территории вооружений и военной техники Советской армии. Сложившийся в 1991 -1994 гг. политический режим во главе с Д.Дудаевым фактически выводит Чечню из состава России, создавая прецедентную угрозу для всего российского Северного Кавказа. Непродуманная военная кампания федеральных сил в республике, начатая в декабре 1994 г., способствует консолидации широких слоев чеченского общества вокруг Дудаева и разворачиванию политического конфликта между Москвой и Грозным в войну с масштабным гражданским участием и массовыми жертвами. Федеральная армия превращается в оккупационную силу, отчужденную от населения (как чеченского, так и российского в целом) и тем самым обреченную на «хасавюртовское поражение» (май 1997).

В мирный период 1997–1999 гг. фактическая независимость Чеченской республики Ичкерия (ЧРИ), номинально оформленная рядом российско-чеченских соглашений, наполняется противоречивым опытом внутренней и внешней политики Грозного. Властям республики во главе с А. Масхадовым не удается преодолеть высокую децентрализацию, свойственную структуре чеченского сопротивления времен первой военной кампании. Чеченское общество оказывается не готово обнаружить в себе ни институциональные (государство), ни культурные ресурсы для обуздания криминального насилия, распространившегося как в самой республике, так и в прилегающих к ней регионах России уже после войны 1994–1996 годов. Сама организационная структура национального движения и этос прошедшей войны становятся не столько основой национальной государственности, сколько инструментами для легитимации криминального бизнеса различных группировок/полевых командиров в глазах чеченского населения. Широкое распространение практики захвата заложников способствует дальнейшему разрушению состоятельности сепаратистского национально-государственного проекта, как среди самих чеченцев, так и других народов. Попытка экспортировать этот проект в соседние регионы России уже прочно ассоциируется местным населением этих регионов с его неизбежными криминальными издержками и общей архаизацией общественной жизни.

Не имея надежных внутренних ресурсов для эффективной централизации власти и обуздания криминального насилия, чеченская политическая элита в лице некоторых лидеров обращается к радикальному политическому исламу как возможному пути преодоления внутреннего кризиса. Однако стремление к огосударствлению ислама в республике, и тем более попытки преодоления/прикрытия кризиса через распространение «чистого ислама», вносят лишь новый, дополнительный разлом в чеченское общество. Ваххабизм вступает в конфликт с национальной традицией ислама в Чечне и превращается в угрозу для самого чеченского культурного багажа — угрозу большую, нежели пребывание Чечни в орбите российского государственного развития.

Политизация ислама с ваххабитским уклоном не способствует ни формированию чеченской государственности, ни, тем более, росту ее авторитета в соседних республиках. Все напряжение, обусловленное внутренним кризисом, функциональной несостоятельностью институтов государственной власти республики и региональной изоляцией республики, начинает питать иллюзии чеченских лидеров о спасительной необходимости «экспорта исламской революции» в соседние горские регионы России, прежде всего, в Дагестан. В 1996–1999 гг. на территории Чечни формируется идеология и организационная инфраструктура такого экспорта (главным образом, в лагерях военной подготовки, где обучается значительное число выходцев из Дагестана).

Однако собственно чечено-дагестанские отношения уже к середине 1990-х годов году далеки от безоблачных. По всей приграничной полосе Дагестана, а это главным образом Новолакский, Хасавюртовский и Казбековский районы, прослеживается напряжение между чеченцами-аккинцами с одной стороны и аварцами и лакцами, с другой. Такое внутреннее для Дагестана напряжение и «зависание» попыток решения ауховской проблемы способствует росту недоверия и нагнетанию атмосферы подозрительности между политическими элитами на уровне республик. В дагестанском общественном мнении (прежде всего, среди аварцев и лакцев) складываются отчетливые античеченские настроения. Радикализм Грозного способствует росту подозрений, что сецессия Чечни от России подстегнет претензии аккинцев и таким образом усугубит этнотерриториальные проблемы внутри Дагестана. Существенно то, что нарастание внутричеченского кризиса в 1997–1999 гг. совпадает по времени с постепенным укреплением в соседних республиках политических элит, лояльных российскому национально-государственному проекту. В частности, Ботлихско-Цумадинские события 1999 года происходят через некоторое время после выборов в Дагестане, выборов, в которых дагестанской политической элите удается значительно продвинуться в процессе консолидации, в выработке и апробировании «постсоветских правил игры» в регулировании внутренних противоречий. Социальный кризис в Дагестане удается канализировать в борьбу против общего врага — «ваххабитской угрозы».

В августе 1999 г. начинаются столкновения между ваххабитский группами и местной милицией в Цумадинском районе Дагестана, расширяющиеся затем на Ботлихский район с активным вовлечением чеченских сил на стороне ваххабитов. Вслед за разгромом федеральными силами и дагестанской милицией ваххабитских джамаатов и их чеченских союзников в Дагестане в сентябре 1999 г. (Карамахи-Чабанмахи, Новолакский район), следует начало второй чеченской военной кампании. Серия операций, проведенных федеральной армией и внутренними войсками на территории Чеченской республики в 1999–2000гг., приводит к ликвидации сецессинистского режима. В 2001–2003 гг. чеченское радикальное движение продолжает свою активность, окончательно переходя к диверсионно-террористической тактике и постепенно теряя политическую доминанту своей деятельности. На этом фоне в Чечне укрепляются структуры и силы, лояльные российскому государству и становящиеся деятельными оппонентами самому радикальному сецессионистскому движению в Чеченской республике.

Любой современный политический проект, претендующий на создание самостоятельного национального государства и дистанцирование от «империи» (как «чужого государства»), может быть рассмотрен как форма ирреденты — цивилизационной, идеологической, геополитической. Государственные образования, рожденные такими проектами, стремятся присоединиться к значительно более масштабным, нежели национальное государство, историческим проектам (европейскому, российскому, исламскому etc.), которые рассматриваются как более обещающие, исторически обоснованные или просто как соответствующие «менталитету народа». «За спиной» у абхазской, карабахской или юго-осетинской ирреденты оказались устойчивые государства-патроны, в серьезной степени влияющие на характер режимов и политических практик, обеспечивающие относительную устойчивость этих образований, и тем самым, вводящие их в рамки международно-правовых, согласительных процедур и перспектив. Центром тяготения чеченской ирреденты оказалось не государство и не цивилизационное оформление какой-то группы государств, а исламистский радикализм, базирующийся в ряде арабских стран, но бросающий вызов им самим, характеру их интеграции в современный миропорядок. Опора на такой «цивилизационный выбор», сделанный в контексте гуманитарной катастрофы в Чечне, способствует политической маргинализации чеченского проекта: идеология движения вырождается в оправдание террористических акций против гражданского населения, ассоциируемого с российским государством и/или обвиненного в лояльности ему. В итоге, общая траектория чеченского радикального движения фактически лишает его перспективы политического диалога с федеральным центром.

Проблема статуса Чеченской республики к 2003–2004гг. уходит из актуальной политической повестки: республика возвращается в политико-правовое пространство России, занимает свои позиции в качестве субъекта Российской Федерации, с избранными органами власти и процедурно одобренной республиканской Конституцией. Сомнения в правовой полноценности этих процедур вряд ли могут серьезно изменить их итоги, которые в решающей степени зависят от способности федеральных и республиканских властей обеспечить необратимость перехода Чечни к проблемам и заботам мирной жизни. Две серьезные угрозы сохраняются в рамках такого перехода: (а) неизбирательное насилие со стороны федеральных сил, вновь привязывающее симпатии чеченского населения к ячейкам/практике террористического сопротивления и усиливающее, тем самым, опасный «оккупационный эффект» — эффект отчуждения между [Россией] и [чеченцами] как «сторонами конфликта»; и (б) становление в республике закрытого авторитарного режима, легитимированного и защищенного федеральными инстанциями и отчужденного от широких слоев/территориальных или тейповых групп чеченского населения. Эти две угрозы способны культивировать в Чечне почву для возвращения массовых иллюзий и действий, связанных с отделением республики от России.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:54 am

(1989–2003).

Этническая карта. Миграционные тенденции и их постсоветская кризисная эскалация



Всесоюзная перепись 1989 года отражает этнотерриториальную картину Кавказа к окончанию советской эпохи. В данной картине выражены две противоположные тенденции, начавшие оформляться еще в стабильные 1960–70 годы. Первая из них состоит в сокращении доли «нетитульного» населения в пределах большинства национально-государственных образований и возрастании этнической однородности этих территорий. Данная тенденция связана не только с различием показателей естественного прироста между титульными группами с одной стороны и русскими, с другой (а именно русские составляют большинство нетитульного населения автономий/республик). Ее также питают явно обозначившиеся различия в миграционных направлениях и этническом составе мигрантов.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 1aaebc86d042

Развитие неформального режима этнических преференций в пределах «национальных» территорий способствует формированию миграционных настроений среди нетитульных групп, особенно среди молодежи и условных этнических элит этих групп. Их социальная структура начинает воспроизводиться в усеченном виде, а лифты вертикальной социальной мобильности все прочнее увязываются с миграцией за пределы титульных (то есть, «чужих») территорий. Противоположная первой этнодемографическая тенденция связана с усложнением этнической композиции в пределах нетитульных/русских территорий (главным образом за счет хозяйственно-миграционного притока этнических меньшинств), а также в некоторых субрегионах национально-государственных образований.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 83d7a18697fb

Решающее ослабление в 1980-е годы мотивационной мощи советской идеологии, с ее объединяющей апелляцией к надэтническим мифам и ценностям, все явственнее оставляет этническую проблематику в фокусе массовых политических дискуссий на кавказской периферии СССР. «Национальная идея» становится здесь доминирующим принципом в построении картин будущего, в определении социальных угроз и соответствующих коллективных контрагентов. В 1987–89 годах разворачиваются первые публичные кампании, проходят национальные съезды, на которых эти угрозы определяются по своим иноэтническим адресатам. По этническому признаку возникают общественно-политические объединения. В этничности же обнаруживаются легитимные основания для исключительных претензий на утверждение контроля над властными рычагами грядущего перераспределения собственности. Происходит реанимация комплекса исторических мифов, «травм» и взаимных претензий. Целые категории населения оказываются в режиме «неформально предъявленных обвинений» в определенной доле коллективной ответственности (в злодеяниях царизма, сталинизма и т.д.). Этнополитические дискуссии на фоне нарастающего кризиса советского государства и его экономики способствуют развитию этнофобий, росту насилия в отношении «иноэтнического населения» — насилия сначала символического и бытового, а затем — в нескольких очагах социально-политической напряженности — практического и массово-организованного.

Определение социальной конфликтности в каналах межэтнического соперничества приводит на рубеже 80—90 годов к катастрофическому форсированию/обрушению ряда миграционных тенденции, возникших в предшествующий период советской истории, к кардинальной реконструкции этнического состава населения многих субрегионов Кавказа. Разрушение единого советского государства, эскалация целой цепи насильственных конфликтов (Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Северная Осетия/Ингушетия, Чечня) становятся факторами массовых вынужденных миграций, охватывающих значительные пространства Кавказа.



Несколько локальных итогов



- После Ферганских событий 1989 и исхода месхетинцев из Узбекистана, на территориях Северного Кавказа формируется значительная «беженская» [турецко-]месхетинская диаспора, часть которой стремится к репатриации в Грузию. Отсутствие ясных перспектив такой репатриации обусловливает фактическое обустройство значительной части месхов на постоянное жительство в пределах российского Северного Кавказа, возникновение комплекса проблем с социальной адаптацией и гражданством данной этнической группы.

- По возвращении чеченского населения из ссылки в конце 1950-начале 1960-х годов значительная его часть размещается не в селах прежнего проживания в нагорной полосе ЧИАССР, а в преимущественно русских/казачьих Наурском, Каргалинском и Шелковском районах (одновременно в станицах Сунженского района расселяются ингуши). В большинстве станиц/сел этих районов формируется смешанное русско-вайнахское население. Постепенно возникает тенденция к выезду русских из Чечено-Ингушетии. После погрома в Троицкой в 1991 году начинается выезд русских из смешанных русско-ингушских сел/станиц, а с победой сецессионного движения в Чечне и разрушением здесь правопорядка разворачивается массовый исход русских из Чеченской республики. Фактически он завершается уже в ходе военных кампаний в 1994–1996 и 1999–2002.

- В 1960–80 годы значительно меняется этническая картина равнинных [кумыкских, казачьих и ногайских] районов Дагестана, куда переселяются группы аварцев, даргинцев и других выходцев из горных районов республики. Возникшая этническая мозаика Кумыкской равнины, Ногайской степи и городов республики становится новым внутренне связующим пространством для народов Дагестана, — одновременно и фактором развития надэтнического дагестанского сообщества, и новых рисков этнического соперничества внутри него. В 1980-е годы определяется вектор русской миграции из республики, в том числе из Кизлярского и Тарумовского районов. Аналогичные миграционные тенденции формируются с разной степенью выраженности и с разными фазовыми характеристиками в других автономиях Северного Кавказа.

- Армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха сопровождается массовым насильственным обменом населением между Арменией и Азербайджаном. Погромы в городах Азербайджана приводят также к исходу их армянского населения на территорию России. Оккупация армянскими/карабахскими силами ряда районов Азербайджана обусловливает исход из этих районов всего азербайджанского (а также курдского) населения.

- Грузино-осетинской конфликт в Южной Осетии и вокруг нее сопровождается исходом осетин из части внутренних районов Грузии в Северную Осетию, а также встречными потоками беженцев из зон осетинского и грузинского контроля в Южной Осетии. В самой Северной Осетии острый этнополитический конфликт, связанный со статусом оспариваемого Ингушетией Пригородного района республики и вооруженными столкновениями на его территории, приводит к вытеснению большинства ингушского населения Северной Осетии на территорию Ингушетии. К 2003 году в рамках урегулирования конфликта большей части этих вынужденных переселенцев удается вернуться в свои села.

- Грузино-абхазский конфликт серьезно меняет в 1992–93 годах этническую структуру населения Абхазии. Грузинское население в своем подавляющем большинстве вынуждено покинуть республику вместе с отступлением правительственных сил Грузии из республики. Грузинское население остается в Кодорском ущелье (вне зоны абхазского контроля), а также в Гальском районе, куда возвращена и часть беженцев (покинувших республику в 1993-м и снова в 1998 году) (Табл. 3).
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:55 am

Кавказские коммуникации — геополитический аспект



Геополитическое сжатие России к границам РФ снова превращает Кавказский регион, прежде всего, его южную часть в поле соперничества/сотрудничества мировых и региональных держав. Современные акценты «Большой игры» на этом поле определяются его расположением на маршрутах транспортировки углеводородного сырья из Каспийского бассейна и перспективами превращения Закавказья в коридор, связывающий Евроатлантику с Центральной Азией, минуя при этом Россию, Иран, Китай или неспокойный Афганистан (и обеспечивая тем самым автономный доступ Евро-атлантическому блоку в тыловой театр одного из полюсов «многополярного мира»).

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 A3c2b3bc9d47

Примечания: * — данные 1959–1989 по Краснодарскому и Ставропольскому краям приведены без учета населения вхо-дивших в их состав автономий; ** — оценки по Грузии и Азербайджану приведены без учета Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха.
Сокращения: аз — азербайджанцы, арм — армяне, грз — грузины, крд — курды, лезг — лезгины, рус — русские, укр — украинцы, чеч — чеченцы.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 6d70b9ffae36

Несколько масштабных проектов отражают эту перспективную функцию закавказского коридора. Один из них — ТРАСЕКА, обеспечивающий в будущем связь Европы со Средней Азией и Китаем через черноморские и каспийские коммуникации и наземные коммуникации Грузии и Азербайджана. Функциональная роль Закавказья в обеспечении доступа к альтернативному ОПЕК нефтегазовому резервуару и независимым от России маршрутам его использования воплощена в строительстве нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан (Джейхан — турецкий порт на средиземноморском побережье). БТД выводит на мировые рынки нефтяные ресурсы с азербайджанского сектора каспийского шельфа (месторождение Азери-Чираг-Гюнешли и другие)[43]. В перспективе БТД может получить серьезную подпитку с крупного казахстанского месторождения Тенгиз на северо-восточном побережье Каспия, с Кашагана или с туркменских месторождений. Такая подпитка особенно существенна на фоне возможной завышенной оценки объема ресурсов в азербайджанском секторе — оценки, которая рискует сделать БДТ без казахстанской подпитки нерентабельным маршрутом. Однако в ближайшее время нефть Тенгиза будет выходить на рынки через строящийся трубопровод Каспийского нефтяного консорциума, проходящий через территорию России. Этот маршрут сдерживает тенденцию к ослаблению роли России в «большой игре» за каспийскую нефть и ее транспортировку. Проблема трубопровода КТК в том, что он выводит нефть Тенгиза к терминалу близ Новороссийска, делая этот маршрут зависимым от турецкой позиции, все больше склоняющейся к ужесточению режима прохождения танкеров через Босфор. Варианты преодоления этой зависимости открываются через строительство обходных трубопроводов, в частности, Бургас — Александропулис, выводящих нефть к средиземноморскому побережью. Другой вариант — выход на рынки через Одессу и трубопроводную сеть Украины.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 E63e2a3844b0

Маршрут на Джейхан прямо выводит каспийскую нефть к Средиземному морю, имея своими слабыми местами значительную протяженность и близость к районам вооруженных конфликтов в Южном Кавказе и Восточной Анатолии (территории населенные курдами). Но геополитическое соперничество, отраженное в конкуренции трубопроводных маршрутов, заставляет рассматривать их экономические или экологические параметры, их слабости и преимущества, только в контексте иных аргументов. БТД — весомый фактор независимости Азербайджана и Грузии от России, инструмент ослабления ее влияния на эти государства. Экологические издержки строительства БДТ (прохождение через Боржомское ущелье) и военные риски на маршруте блокируются вескими внешними гарантиями, в свою очередь обусловленными стратегической предпочтительностью БДТ для США — как маршрута доставки стратегического сырья, независимого от России и Ирана.

Функции южнокавказского коридора противоречиво увязаны с его собственной конфликтной структурой: с одной стороны, фрагментация единого советского Кавказа с начала 1990-х годов, появление новых государств и эскалация внутренних противоречий, создают удобный ландшафт для альтернативного геополитического вовлечения. С другой стороны, политическая нестабильность заставляет забыть о гарантиях, необходимых для масштабных экономических проектов. Последние требуют определенной устойчивости в соотношении геополитических сил и соответствующей стабильности локальных политических режимов. Основы будущей устойчивости Кавказского региона сегодня только прочерчиваются в драматическом определении местными политиями своего места в новом миропорядке. В частности, связка Азербайджан-Грузия обусловлена не только трубопроводной географией и евроатлантическим стремлением оттеснить Россию из Закавказского коридора, но также и общностью интересов двух государств в обретении контроля над территорией отделившихся автономий. Интеграция этой связки в нероссийские геополитические проекты/блоки позволяет Баку и Тбилиси рассчитывать на усиление своих позиций именно в отношениях с Москвой, которая, даже лишившись роли исключительного актора в Закавказье, остается ведущей региональной державой и влиятельным устроителем постконфликтных перспектив.

Грузия, не имея возможности использовать российский фактор для силовой реинтеграции Абхазии и Южной Осетии, заинтересована в усилении западного присутствия в регионе, равно как и Азербайджан, который рассматривает широтный коридор через Грузию в качестве главного маршрута экспорта своей нефти и обретения транспортной связи с Анкарой. С 2001 года начинает прорабатываться проект строительства железнодорожной ветки Ахалкалаки — Карс, которая связывает Баку-Тбилиси и Эрзурум. Для Грузии эта ветка имеет также и внутриполитическое значение: в перспективе она изменяет периферийное положение ар-мянонаселенной Джавахетии, ориентированной на линию Гюмри — Ереван, на транзитное, более тесно привязанное к грузинской экономике. В свою очередь, Армения, заинтересованная в том, чтобы ослабить степень своей региональной изоляции, выдвигает предложения о реконструкции старой линии Тбилиси — Гюмри — Карс. Ереван стремится также способствовать восстановлению транзитного железнодорожного сообщения через Абхазию, однако перспективы разблокирования абхазского участка наталкиваются на сложности в урегулировании абхазо-грузинских отношений. Деблокировать линию Краснодар-Закавказье призван помочь железнодорожный паром «Порт-Кавказ — Поти».

Причерноморская транзитная линия не функционирует с 1992 года и частично разрушена на участке к востоку от Сухуми. Абхазия не проявляет видимого интереса к возобновлению транзита через свою территорию, но настойчиво стремится к восстановлению регулярного сообщения с Адлером. Экономика Абхазии все активнее развивается на основе превращения абхазского побережья в продолжение Сочинского рекреационного комплекса. Реинтеграция Абхазии в «Русскую Ривьеру» возможна и без транзитной трассы. Однако неурегулированность абхазского конфликта явно сдерживает сами русские курортные инвестиции в республику. Со своей стороны, Грузия опасается восстановления транзита через Абхазию ввиду того, что функционирование дороги (таможенные платежи, занятость населения) станет серьезным финансово-экономическим подспорьем для самостоятельности Абхазии. Отсюда Тбилиси сохраняет курс на хозяйственно-экономическую блокаду Абхазии, видя в этом фактор ее сговорчивости в урегулировании конфликта. Неэффективность такой блокады связана с неформальным характером интеграции Абхазии в сферу рекреационных услуг на юге России.

Абхазский тупик усиливает функциональный вес двух транскавказских автодорог на осетинском участке — Военно-Грузинской (через Крестовый перевал) и ТрансКАМа (через Рокский тоннель). Относительная стабилизация ситуации в зоне грузино-осетинского конфликта в Южной Осетии и вокруг нее открывает возможности для устойчивой эксплуатации обеих трасс. Эти две дороги дополняют друг друга и одновременно являются конкурирующими маршрутами. Грузия более заинтересована в эксплуатации Военно-Грузинской дороги, так как ТрансКАМ фактически является основой автономной от Грузии экономики Южной Осетии и серьезной прорехой в грузинской таможенной границе.



Меридиональное направление Север-Юг имеет на Центральном Кавказе еще один серьезный транспортный ресурс — возобновление строительства перевальной железной дороги, прекращенного в 1988 году по настоянию грузинских общественно-политических организаций. Однако отдаленность такой перспективы на фоне общей нестабильности в грузино-российских отношениях, общей ориентацией Грузии на Запад подталкивает Россию к поиску иных надежных маршрутов, наполняющих стратегическое направление Север-Юг, а именно — к наращиванию роли волжско-каспийских коммуникаций. Новый порт Оля в дельте Волги обещает сосредоточить значительную часть российско-индийского и российско-иранского товаропотоков. Создание железнодорожной связки России с Ираном через Астару (или паромной переправой из Махачкалы) также будет способствовать усилению линии Север-Юг.

Главный «кавказский» интерес России все же не столько транспортно-транзитный, сколько общеполитический, связанный с недопущением образования в Закавказье каналов и возможностей для дестабилизации российской части Кавказа. Формирование буфера, препятствующего развитию на Северном Кавказе очагов квазиисламского экстремизма — среднесрочный приоритет российской политики в Закавказье, который по существу совместим с евро-атлантическим выдвижением в регион. Однако такой буфер, наполненный чужим влиянием и интересами, всегда будет содержать в себе риск превращения в барьер, ограничивающий российские позиции в товаропотоках, или в плацдарм, с которого будут ограничиваться уже собственно внутриполитические российские возможности (в Северо-Кавказском регионе). Воспроизводство российского влияния в Закавказье предполагает как минимум два фактора — эффективное участие в [урегулировании региональных конфликтов и устойчивое влияние на базовые сектора региональной экономики. Второй фактор связан со способностью России влиять на характер функционирования закавказского транспортно-энергетического коридора — ив качестве участника, и в качестве альтернативного агента. Позитивный вариант такого влияния предполагает активную интеграцию маршрутов Восток-Запад и Север-Юг в создании их общей региональной инфраструктуры на Кавказе.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:56 am

Маршрут на Джейхан прямо выводит каспийскую нефть к Средиземному морю, имея своими слабыми местами значительную протяженность и близость к районам вооруженных конфликтов в Южном Кавказе и Восточной Анатолии (территории населенные курдами). Но геополитическое соперничество, отраженное в конкуренции трубопроводных маршрутов, заставляет рассматривать их экономические или экологические параметры, их слабости и преимущества, только в контексте иных аргументов. БТД — весомый фактор независимости Азербайджана и Грузии от России, инструмент ослабления ее влияния на эти государства. Экологические издержки строительства БДТ (прохождение через Боржомское ущелье) и военные риски на маршруте блокируются вескими внешними гарантиями, в свою очередь обусловленными стратегической предпочтительностью БДТ для США — как маршрута доставки стратегического сырья, независимого от России и Ирана.

Функции южнокавказского коридора противоречиво увязаны с его собственной конфликтной структурой: с одной стороны, фрагментация единого советского Кавказа с начала 1990-х годов, появление новых государств и эскалация внутренних противоречий, создают удобный ландшафт для альтернативного геополитического вовлечения. С другой стороны, политическая нестабильность заставляет забыть о гарантиях, необходимых для масштабных экономических проектов. Последние требуют определенной устойчивости в соотношении геополитических сил и соответствующей стабильности локальных политических режимов. Основы будущей устойчивости Кавказского региона сегодня только прочерчиваются в драматическом определении местными политиями своего места в новом миропорядке. В частности, связка Азербайджан-Грузия обусловлена не только трубопроводной географией и евроатлантическим стремлением оттеснить Россию из Закавказского коридора, но также и общностью интересов двух государств в обретении контроля над территорией отделившихся автономий. Интеграция этой связки в нероссийские геополитические проекты/блоки позволяет Баку и Тбилиси рассчитывать на усиление своих позиций именно в отношениях с Москвой, которая, даже лишившись роли исключительного актора в Закавказье, остается ведущей региональной державой и влиятельным устроителем постконфликтных перспектив.

Грузия, не имея возможности использовать российский фактор для силовой реинтеграции Абхазии и Южной Осетии, заинтересована в усилении западного присутствия в регионе, равно как и Азербайджан, который рассматривает широтный коридор через Грузию в качестве главного маршрута экспорта своей нефти и обретения транспортной связи с Анкарой. С 2001 года начинает прорабатываться проект строительства железнодорожной ветки Ахалкалаки — Карс, которая связывает Баку-Тбилиси и Эрзурум. Для Грузии эта ветка имеет также и внутриполитическое значение: в перспективе она изменяет периферийное положение ар-мянонаселенной Джавахетии, ориентированной на линию Гюмри — Ереван, на транзитное, более тесно привязанное к грузинской экономике. В свою очередь, Армения, заинтересованная в том, чтобы ослабить степень своей региональной изоляции, выдвигает предложения о реконструкции старой линии Тбилиси — Гюмри — Карс. Ереван стремится также способствовать восстановлению транзитного железнодорожного сообщения через Абхазию, однако перспективы разблокирования абхазского участка наталкиваются на сложности в урегулировании абхазо-грузинских отношений. Деблокировать линию Краснодар-Закавказье призван помочь железнодорожный паром «Порт-Кавказ — Поти».

Причерноморская транзитная линия не функционирует с 1992 года и частично разрушена на участке к востоку от Сухуми. Абхазия не проявляет видимого интереса к возобновлению транзита через свою территорию, но настойчиво стремится к восстановлению регулярного сообщения с Адлером. Экономика Абхазии все активнее развивается на основе превращения абхазского побережья в продолжение Сочинского рекреационного комплекса. Реинтеграция Абхазии в «Русскую Ривьеру» возможна и без транзитной трассы. Однако неурегулированность абхазского конфликта явно сдерживает сами русские курортные инвестиции в республику. Со своей стороны, Грузия опасается восстановления транзита через Абхазию ввиду того, что функционирование дороги (таможенные платежи, занятость населения) станет серьезным финансово-экономическим подспорьем для самостоятельности Абхазии. Отсюда Тбилиси сохраняет курс на хозяйственно-экономическую блокаду Абхазии, видя в этом фактор ее сговорчивости в урегулировании конфликта. Неэффективность такой блокады связана с неформальным характером интеграции Абхазии в сферу рекреационных услуг на юге России.

Абхазский тупик усиливает функциональный вес двух транскавказских автодорог на осетинском участке — Военно-Грузинской (через Крестовый перевал) и ТрансКАМа (через Рокский тоннель). Относительная стабилизация ситуации в зоне грузино-осетинского конфликта в Южной Осетии и вокруг нее открывает возможности для устойчивой эксплуатации обеих трасс. Эти две дороги дополняют друг друга и одновременно являются конкурирующими маршрутами. Грузия более заинтересована в эксплуатации Военно-Грузинской дороги, так как ТрансКАМ фактически является основой автономной от Грузии экономики Южной Осетии и серьезной прорехой в грузинской таможенной границе.



Меридиональное направление Север-Юг имеет на Центральном Кавказе еще один серьезный транспортный ресурс — возобновление строительства перевальной железной дороги, прекращенного в 1988 году по настоянию грузинских общественно-политических организаций. Однако отдаленность такой перспективы на фоне общей нестабильности в грузино-российских отношениях, общей ориентацией Грузии на Запад подталкивает Россию к поиску иных надежных маршрутов, наполняющих стратегическое направление Север-Юг, а именно — к наращиванию роли волжско-каспийских коммуникаций. Новый порт Оля в дельте Волги обещает сосредоточить значительную часть российско-индийского и российско-иранского товаропотоков. Создание железнодорожной связки России с Ираном через Астару (или паромной переправой из Махачкалы) также будет способствовать усилению линии Север-Юг.

Главный «кавказский» интерес России все же не столько транспортно-транзитный, сколько общеполитический, связанный с недопущением образования в Закавказье каналов и возможностей для дестабилизации российской части Кавказа. Формирование буфера, препятствующего развитию на Северном Кавказе очагов квазиисламского экстремизма — среднесрочный приоритет российской политики в Закавказье, который по существу совместим с евро-атлантическим выдвижением в регион. Однако такой буфер, наполненный чужим влиянием и интересами, всегда будет содержать в себе риск превращения в барьер, ограничивающий российские позиции в товаропотоках, или в плацдарм, с которого будут ограничиваться уже собственно внутриполитические российские возможности (в Северо-Кавказском регионе). Воспроизводство российского влияния в Закавказье предполагает как минимум два фактора — эффективное участие в [урегулировании региональных конфликтов и устойчивое влияние на базовые сектора региональной экономики. Второй фактор связан со способностью России влиять на характер функционирования закавказского транспортно-энергетического коридора — ив качестве участника, и в качестве альтернативного агента. Позитивный вариант такого влияния предполагает активную интеграцию маршрутов Восток-Запад и Север-Юг в создании их общей региональной инфраструктуры на Кавказе.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:57 am

Азербайджан и азербайджанцы



Азербайджанские историко-идеологические построения серьезно нагружены проблематикой конфликта в Нагорном Карабахе и несут отпечаток старого армяно-азербайджанского соперничества за ряд других территорий Закавказья (Зангезур, Нахичевань, Шарур-Даралагез, Эривань и др.). Современная азербайджанская ретроспекция подчеркивает (а) автохтонность азербайджанцев на всех этих территориях; (б) иммиграцию в XIX в. армянского населения как подтверждение его пришлого характера; (в) нахождение этих территорий в составе азербайджанского государства/государств ко времени завоевания Россией (1803–1828). Языковой признак, привязывающий этногенез современных азербайджанцев к истории тюркских миграций в пределы Закавказья (XI–XIV вв.), не создает непреодолимых трудностей для концептуального обоснования азербайджанской автохтонности на Кавказе. Проблема решается в рамках «албанской теории», отражающей процесс культурного и демографического поглощения тюркскими племенными группами местного албанского населения, которое рассматривается как праазербайджанское и, таким образом, предстающее этапом/элементом в формировании азербайджанского народа. Азербайджанская этническая общность возникает в процессе тюркской ассимиляции албанцев и других нетюркских групп, включения их культурного наследия и ареала расселения в комплекс, который составляет историко-культурное своеобразие и соответствующие исконные территории Азербайджана. Существенную роль в азербайджанской исторической картине играет определение национального характера бывших персидских провинций (беглербейств), позже — тюркских ханств Восточного Закавказья, завоеванных Россией в 1803–1828 гг. (включая Эриванское, Нахичеванское, Гянджинское). Эти ханства, а также султанства в границах/зоне влияния Картли-Кахетии (Казах, Шамшадиль) определяются именно как азербайджанские государства или как части азербайджанского государства. Их включение в состав России рассматривается как раздел Азербайджана между Россией и Ираном, превращающий азербайджанцев в разделенный народ. При этом Северный Азербайджан, оказавшийся в составе России, становится объектом имперской политики вытеснения тюркского/мусульманского населения и потворства армянской миграционной экспансии. В частности, меликства Карабаха определяются как осколки албанских государственных образований, арменизированные с помощью России лишь в XIX в. Присутствие в широкой полосе армяно-тюркского соседства в Закавказье памятников армянской культуры (более раннего периода, чем армянские миграции XIX века) или отрицается, или же сами памятники идентифицируются как албанские, то есть принадлежащие культуре праазербайджанского, кавказоязычного населения.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 7d2c15c8ac3c
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:57 am

Армения и армяне



Армянская картина прошлого концентрируется вокруг общей тюркской угрозы, связанной с исторической экспансией тюркоязычных племенных групп на древних армянских территориях, включая Арцах/Карабах. Со времен государства Арташесидов (Ив. до н. э.) северо-восточные пределы распространения армянского этнического элемента очерчиваются по Куре. По Куре проходит и граница Великой Армении времен Тиграна I с историческим Агванком/Кавказской Албанией. Начиная с XI в. коренное население самой Албании теснится тюркскими миграциями и к XIX в. исчезает с исторической арены. Последними осколками Албании в Закавказье выступают удины, судьба которых иллюстрирует характер трансформации кавказоязычного и христианского Аррана в тюркский и мусульманский Азербайджан. Расселение с XIV в. тюркских массивов кара-коюнлу и ак-коюнлу сопровождается вытеснением самих армян в горные районы Малого Кавказа и разрушением многих памятников армянской культуры. Кульминационными моментами тюркского насилия над Арменией в новейшей истории являются геноцид 1915 года, приведший к уничтожению Анатолийской (Западной) Армении, расширение и/или создание тюркских государств на занятых или контролируемых землях, в том числе в Восточной Армении. Одним из таких политических новообразований в XX в. объявляется Азербайджанская демократическая республика 1918–1920гг., созданная в результате турецкой интервенции. Подчеркивается этнонимическая новация, связанная с присвоением названий «Азербайджан» и «азербайджанцы» тюркским населением/его государственным образованием в Закавказье лишь в 20-годы XX века. Более ранние исторические сюжеты посвящены отрицанию тюркского характера (по языку политической и культурной элиты) государств Восточного Закавказья, присоединенных к России в 1803–1828 годах. Данные государства показываются как персидские провинции с армянским оседлым/коренным и тюркско-курдским кочевым /пришлым населением. Включение Кавказа в состав России оценивается в армянской ретроспекции в целом положительно, однако советское закрепление политических границ Армении в качестве границ Армянской ССР (без Нагорного Карабаха, Нахичевани, Сурмалу, Карса и Ардагана) трактуется как итог советско-турецкого раздела армянских исторических территорий. Армяно-грузинское соперничество вокруг «исторических прав» на Джавахетию и, уже в меньшей степени, на Ворчало, Ардаган и бассейн Чороха, также присутствует как устойчивый сюжет в армянской историко-территориальной ретроспекции.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 81bc71fa4378
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:58 am

Грузия и грузины



Доминирующей территориальной идеологемой грузинской исторической ретроспекции является представление о границах грузинских государств (уже с VI-IV bb. до н.э. и до времен царицы Тамары) как грузинских национальных/этнических границах. В этом пространственном комплексе актуальными сегодня являются несколько фрагментов, связанных с современными этнополитическими противоречиями. Ведущей темой остаются отношения с Россией как государством, «патронирующим» сепаратизм Абхазии и Южной Осетии. Присоединение грузинских государств/территорий к Российской империи в 1801 -1829 гг. (их фактическое собирание в пределах одного государства) оценивается в грузинской исторической картине в целом негативно. Само «собирание» остается в тени, в центр внимания выносится роль России в общем сокращении национальной грузинской территории. Внутрироссийские/внутрисоветские границы Грузии оказались прочерчены не по кальке былых государственных, исторических границ Грузии, а значительно более скромно, оставляя за пределами Грузинской ССР, в частности, Саингило — в пользу Азербайджана, Лоре — Армении, Джикети и Двалети — собственно России. Москва обвиняется и в уступке Турции в 1921 году Ардагана и Артвина, а также в создании на территории Грузии национально-административных образований Абхазии и Южной Осетии. В применении к абхазскому случаю развиваются две историко-идеологические концепции. Одна из них показывает нынешних абхазов/апсуа в качестве этнической группы, сложившейся в результате широкой иммиграции с конца XVI в. адыго-черкесских племен на территорию нынешней Абхазии, смешавшихся здесь с местным автохтонным картвельским населением (абасги, апсилы, саниги). Переселенцы частью ассимилировали, частью потеснили коренное картвельское население, предки которого — древние колхи — еще в VI в. до н.э. создали первое западно-грузинское государство, включавшее и территорию Абхазии. Другая версия допускает «двуаборигенность» населения Абхазии, признавая абасгов и апсилов предками абхазов, создавшими в I–II вв. в горных районах северо-западной Колхиды (Абхазия) свои княжества. С IV в. вся территория Абхазии входит в состав Лазского (Эгриси) грузинского царства, а с Х в. становится частью единой Грузии, тем самым утверждая историческую принадлежность Абхазского государства именно грузинскому культурному и политическому кругу. Автохтонность абхазов исторически легитимирует их автономию в составе грузинского государства. Для югоосетинского случая в грузинской исторической панораме применяется другой подход, полагающий осетин поздними переселенцами с Северного Кавказа (хронологические варианты от XIV до XIX века) и потому не имеющими прав на национально-территориальную автономию в составе Грузии.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 791a98d30df5
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:59 am

Абхазия и абхазы



Абхазская картина акцентирует историю самостоятельной абхазской государственности, длительные процессы ее династического поглощения Грузией, политического поглощения Россией в 1810–1864 и последующего военно-колонизационного сдвига в этническом составе населения территории бывшего Абхазского княжества. Депортации абхазов в 1866–67 и 1877–78 годах открывают возможности для массовой грузинской (мегрельской, сванской) колонизации в пределах Абхазии и постепенного превращения грузин в доминирующую здесь этническую группу. При этом увеличение численности других этнических групп в пределах территории трактуется не как угроза, а скорее, как этнодемографический и политический контрбаланс грузинскому доминированию. Включение Абхазии как автономной республики в состав Грузии в 1931 году влечет за собой дальнейший организованный приток грузинского населения и как следствие — появление концепции о грузинской автохтонности в Абхазии в качестве теории, оспаривающей титульный статус абхазов и утверждающий таковой для грузин уже в качестве коренного населения. Абхазская историко-идеологическая картина отводит как радикальную грузинскую теорию о пришлости абхазов/апсуа, так и «двуаборигенную» концепцию об Абхазии как «древнем очаге совместно созидаемой общей материальной и духовной культуры грузинского и абхазского народов». Грузинская идеологема о колхах и картвельской автохтонности в Колхиде парируется тезисом о «вклинивании картвельских племен в хатто-абхазо-адыгский этнический массив» в 4–3 тыс. до н. э. на территории нынешней Западной Грузии. Сама древняя/средневековая Абхазия утверждается как государственность именно абхазов, князья которых через династические браки с грузинским царским домом некогда объединили Абхазию с Грузией в единое государство. Однако именно продолжительное культурно-церковное и властно-династическое влияние Грузии на Абхазию оказывается почвой для необоснованных грузинских исторических претензий на включение Абхазии в пределы новообразованных грузинских государств — сначала в 1918–20, затем — в 1921/31 и, наконец, в 1991-м, когда новая независимая Грузия простерла свои границы по контуру границ бывших советских республик.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 39472e351667
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 11:59 am

Чечня, Ингушетия и вайнахи (чеченцы и ингуши)



В вайнахских историко-идеологических построениях прослеживается адресация различным этническим контрагентам — соседям чеченцев и ингушей, В чеченских картинах прошлого господствует тема вечного сопротивления российской военно-колонизационной экспансии. В радикальной версии развивается мотив «400-летней русско-чеченской войны» и периодически повторяющегося государственного геноцида. В любом варианте чеченского исторического повествования акцентируются события Кавказской войны XIX века и депортации 1944 года. Территориальные идеологемы апеллируют к значительно более древним временам. Общевайнахская ретроспекция показывает автохтонность нахоязычных племен в ареале распространения кобанской археологической культуры, определяя этническую принадлежность ее носителей термином «нахо-кобанцы». Близкая к академическим трактовка содержит положения о миграциях ираноязычных кочевников, формировании смешанного нахо-сарматского, нахо-аланского, населения в равнинной части Центрального Кавказа и иранизации языка части нахов (с V–VII вв.) в его горной полосе (в этот же период начинается картвелизация другой части нахов — цанаров). С XV в. ареал расселения складывающейся чеченской народности вновь включает и предгорные равнины. В современной чеченской ретроспекции оформляется новая идеологема о «древнем чеченском этническом присутствии» на левобережье среднего и нижнего Терека, обосновывающая права на затеречные районы Чеченской республики и Дагестана, — районы, «историческая принадлежность» которых оспаривается терским казачеством. Более радикальные трактовки выходят на пространственную локализацию «древнего нахского расселения от Кубани до Волги», а сюжетные линии некоторых чеченских и ингушских историко-идеологических построений обращаются к великим хуррито-урартским, шумерским и даже этрусским древностям.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 E41fd64722e4

Ингушские исторические концепции сосредоточены на теме оспариваемого у Северной Осетии Пригородного района — как исторической колыбели ингушского народа (здесь расположено село Ангушт/Тарское, чье название послужило основой для русской версии этнонима «ингуши»). Развитие сюжетов об исторических правах на Пригородный район, отторгнутого в пользу Осетии в результате депортации ингушей 1944 года, сопровождается общим противопоставлением ингушей как автохтонов Кавказа осетинам как поздним ираноязычным пришельцам. В рамках такой исторической оппозиции поддерживается концепция о нахоязычии до-осетинского населения Центрального Кавказа (носителей Кобанской культуры). Наличие аланских памятников на «спорных территориях» и устоявшиеся в академической науке представления об ареале аланского доминирования заставляет ингушских историков обратиться к теме Алании. Ираноязычие алан — как преобладающая академическая трактовка — отрицается или снимается тезисом о доминирующей роли ингушского этнического элемента в регионально-обширном аланском племенном союзе/государстве домонгольского периода (территория от Лабы до Аргуна). Распространение этой теории иллюстрируется официальным называнием новой столицы Ингушской республики именем полумифического аланского города Магас. Радикальная версия данной теории, развернутая в ингушских историко-идеологических построениях, подходит к отождествлению Алании с ингушским государством: уже сами аланы трактуются как нахоязычная группа, а необходимость объяснить существование ираноязычных осетин заставляет обращаться к тезису об их появлении на Кавказе в качестве переселенной сюда группы «ираноязычных евреев-маздакитов» (VI–VII в. н. э.).
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:02 pm

Осетия и осетины



Ведущие мотивы осетинских историко-идеологических построений — обосновать культурно-языковую и отчасти политическую преемственность всей последовательности ираноязычных насельников Кавказа от скифов, сарматов и алан до современных осетин. Иранский языковой маркер, связывающий осетин с аланами, используется для обоснования исключительных прав на аланское культурно-историческое наследие в кругу прочих соискателей — тюркоязычных карачаево-балкарцев и кавказоязычных ингушей. Принятие в 1993 году официального названия Республики Северная Осетия с добавкой «Алания» иллюстрирует актуальную идеологическую озабоченность тем, что культурно-историческое преемство осетин в отношении средневековых алан и Алании имеет недостаточное легитимирующее значение для обоснования исторических прав на все территории, входящие сегодня в пределы республики. Утверждение алано-осетинской преемственности (или даже тождества) парирует исторические претензии Ингушетии на «первенство» в Пригородном районе и предлагает контраргументы о значительно более обширных алано-осетинских территориях (от Лабы до Аргуна). Историко-территориальная идеологема об Алании как Осетии адресована тезисам о вайнахском или адыгском историческом доминировании на нынешней территории Северной Осетии в «до-осетинский» период. Однако обладание аланским наследием и отождествление осетин с аланами обостряет вопрос о самой осетинской автохтонности на Кавказе (в академических трактовках аланы фигурируют как кочевники, мигрировавшие на Кавказ не ранее I–II в. н.э.)- В решении этого вопроса различаются два подхода. Первый из них использует классическую «субстратную теорию», опираясь на тезис об этногенезе собственно осетин в пределах Центрального Кавказа, где осетинская народность сложилась в результате ассимиляции пришлыми ираноязычными сармато-аланами местного кавказоязычного населения. Вторая теория развивает тезис об ираноязычии самого кавказского субстрата, сформированного в процессе оседания скифских племенных массивов в ареале расселения носителей кобанской культуры, объявляемых также индоевропейцами (VII–V вв. до н. э.). Последний тезис активно присутствует и в трактовке т.н. «двальской проблемы» — определения этнической принадлежности автохтонного населения в Южной Осетии. То или иное решение этой «проблемы» позволяет обосновывать или оспаривать автохтонный статус осетинской или грузинской групп на данной территории. Включение Осетии в состав Российской империи в конце XVIII в. трактуется положительно, как и вся внутрироссийская истории Осетии. Подчеркивается вхождение и пребывание в составе России неразделенной государственными границами «единой» Осетии, тем самым фокусируются нынешние проблемы осетин как разделенного народа.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 A41084f9bcb2
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:03 pm

Черкесия и адыги/черкесы



Адыгская историческая ретроспекция, сохраняя синдо-меотское прошлое и обнаруживая хаттские (иногда и великие хеттские) древности, строится вокруг иных доминирующих сюжетов. Они связаны с прямыми и косвенными последствиями Кавказской войны XIX века: выселением в Турцию и частичной гибелью 9/10 адыгского населения в 18б1–1866 гг., военно-казачьей и гражданской колонизацией обширных территорий Закубанья и черноморского побережья. Признание исторического факта черкесской катастрофы рассматривается как важный правовой, исторический и даже гуманитарный ресурс для обоснования титульного статуса адыгских групп на территориях, где они составляют сегодня меньшинство (Адыгея, Карачаево-Черкесия, Шапсугия), и которые представляют собой лишь осколки некогда обширной Великой Черкесии. Другими фрагментами этой черкесской территории являются нынешние ареалы кабардинского и черкесского расселения. Административно-территориальное и отчасти идентификационное разделение единого адыгского массива на отдельные сегменты также рассматривается как следствие войны XIX века, закрепленное затем в советской национально-государственной композиции: отдельные Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея и Шапсугский район (последний — до 1945 г.). Одной из особенностей этой композиции является формирование двутитульных автономий, в которых адыгские группы (кабардинцы и черкесы) оказались объединены с тюркскими (карачаевцами и балкарцами). Нынешнее адыго-тюркское статусное соперничество внутри двух автономий определяет значительность — для соответствующих национальных идеологий — вопросов, связанных с историческими демаркациями этнических территорий и их политическим статусом. Карачаево-балкарцы привязываются в адыгской ретроспективе к тюркским миграциям в пределы адыгских территорий (версии — VIIв. или ХII–ХШвв.). В процессе этих миграций образуются горские общества, «запертые» в ущельях ответной кабардинской реконкистой равнин и предгорий центрального Кавказа (XV–XVI вв.). Крымско-татарская агрессия во второй половине XVI в. обусловливает «становление военно-политического союза» [части] Кабарды и Московского государства (в других версиях — отношений вассалитета и даже присоединения к России). Историческая противоречивость русско-адыгских отношений обостряется в ходе русско-турецкого геополитического соперничества. Инкорпорирование в состав России приводит или к тотальному изъятию (Закубанье), или к постепенному, организованному государством сокращению адыгских территорий в пользу соседних народов. Земли Малой Кабарды отходят в пользу Ингушетии и Осетии, замалкинские и затеречные земли — в пользу казачества, Пятигорье — русских/казаков, верховье Кумы — карачаевцев и, наконец, горнолесная полоса центральной Кабарды — в пользу балкарцев.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 F5211aa0a0bf
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:04 pm

Карачай, Балкария и карачаево-балкарцы



Ключевыми контрагентами, которым адресованы главные темы карачаево-балкарской историко-идеологической картины, являются адыги и осетины. Необходимость показать историческое предшествование расселению в XV вв. адыгов в пределах «спорных территорий» (охватывающих практически всю Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкесию) требует обоснования автохтонности карачаево-балкарцев в пределах их современного ареала расселения. Выделяется два подхода, решающих эту задачу. Один из них почерпнут из академической среды и опирается на тезис об этногенезе карачаево-балкарцев как таковых в процессе тюркской языковой ассимиляции аланского ираноязычного и местного кавказоязычного населения. При этом период оседания различных тюркских групп в Западной Алании датируется от VI–VII в. (булгары) до XII–XIII вв. (кипчаки). Но в самом допущении ираноязычия алан усматривается явный ресурс для осетинских «посягательств» на обладание аланским культурным и территориальным наследием (на территориях нынешнего Карачая расположены известные памятники христианской культуры средневековой Алании Х–ХII вв.). Доказанная таким образом автохтонность карачаево-балкарцев явно сохраняет миграционный «изъян» и потому настойчиво заменяется в их идеологической рестроспекции теорией о тюркоязычии самих аланских предков карачаево-балкарцев. Этногенез карачаево-балкарцев описывается как процесс консолидации различных волн тюркских кочевников в пределах их государственных образований на Северном Кавказе (включая Великую Булгарию и Аланию) и на местном пратюркском этническом субстрате (ими оказываются носители Майкопской и Кобанской культур). Участие в этом процессе кипчаков (с XII–XIII вв.), напротив, идеологически приглушено как слишком позднее для претензий на автохтонность. Идеологическое удревнение тюркского присутствия на Центральном Кавказе осуществляется приписыванием тюркской языковой характеристики всему скифо-сарматскому миру, который в академических изданиях все еще полагается в своей основе именно ираноязычным.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 C43d00a401ae
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:05 pm

Казаки



Историко-идеологические построения, стремящиеся защитить автохтонный, или, по меньшей мере, «исторически обоснованный» статус казачества на Кавказе, выступают реакцией на развернутые во многих местных национальных ретроспекциях образы казаков-славян как колонизаторов края. Казачьи идеологемы в той или иной степени привязаны к различным этническим или территориальным контрагентам и содержат различные доминирующие сюжеты. В частности, Терское казачество определяется как наследник/продолжение гребенских и низовых казаков, территории исторического расселения которых охватывают в XVI–XVII вв. среднее и нижнее течение Терека по обоим его берегам, включая равнинную часть Чечни (в том числе район Грозного) и значительную часть [нынешнего] Северного Дагестана. Идеологически существенным предстает предшествование казачьего расселения появлению на предгорных равнинах чеченцев. Уход казаков с правобережья Терека датируется 1711 годом, фиксируя левобережье Терека в качестве исконных казачьих земель, отторгнутых в пользу Чечни и Дагестана в годы советской власти. Включение этих и ряда других районов, являющихся/являвшихся казачьими по преобладающему населению, в состав национальных республик Северного Кавказа оценивается негативно — как фактор статусного ущемления казаков в годы советской власти и их постепенного выживания со своих земель. Идеологическая функция общего историко-территориального укоренения казачества [и славян в целом] на Кавказе, затрудненная в «прямом» указании на автохтонность, реализуется иначе: определением немногих исторических фактов древнего славянского присутствия в регионе (Тмутараканское княжество Х–ХII вв.); акцентированием самой множественности различных народностей, сменявших друг друга на обширных территориях Предкавказья и Кубани (чем отводятся претензии на исключительные автохтонные права какой-либо одной из этих народностей). Обоснование казачьих и иных славянских групп на значительных степных территориях Северного Кавказа в качестве исторически первого оседлого/постоянного и сплошного населения — на фоне «исторически эфемерных» догосударственных объединений степняков-кочевников — также содержит заявку на автохтонность. Даты основания городов и станиц/сел, даже в нагорной и черноморской полосе Краснодарского края, нередко празднуются как «начало истории», на обочине которой сохраняются этнические осколки или воспоминания о временах доисторических. Однако ключевую роль в казачьей рестроспекции играет представление о казаках/русских как основе государственного порядка, соединивших Кавказ в едином политическом пространстве и оградивших его народы от исторической угрозы турецкого или персидского поглощения. Казачество обретает «политическую автохтонность» как исторический носитель и корень общей для северокавказских народов российской государственности.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 C2c8e634bb15
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:05 pm

Национальные историко-идеологические построения или неявные идеологические импликации, различимые в популярных исторических повествованиях, заставляют обращаться к анализу того, какие именно политические ценности и цели озвучиваются с помощью таких повествований. Для чего используется «история»? Она может обосновывать нормальность многоэтничного общенационального согражданства, в котором «конфигурация» автохтонных и пришлых не имеет правового содержания, но формирует значимую повестку для регионального культурно-исторического образования, чуткой политики и открывает возможности «пересекающихся» идентичностей. Но значительно чаще обнаруживается другое: заново открытая «история» выступает средством для оправдания статусной иерархий этнических групп и подпитки опасных иллюзий, что характер такой иерархии должен определять, каким набором прав и жизненных стратегий может распоряжаться человек.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 Empty Re: АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА.

Сообщение автор Admin Пт Фев 19, 2016 12:06 pm

(2004).

Вместо заключения. Современная политико-административная карта, композиция границ и идентичностей



К началу нового века политико-административная карта Кавказского региона стабилизируется, «остывает». Восстановление действенности центральных институтов российского государства, рост экономики и влиятельности нового российского национально-государственного проекта приостанавливают процессы дальнейшего «отламывания» от России ее кавказской этнической периферии. На Северном Кавказе ликвидируется угроза расширения сецессионистских движений, а затем и само их потенциальное ядро на территории Чеченской республики. Нарабатываются общефедеральные процедуры контролируемого воспроизводства региональных властных режимов, обеспечения лояльности местных элит и «внутрисистемного» характера их политических и культурных стратегий.

АТЛАС ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КАВКАЗА. - Страница 2 57a7c826abc5

Изменение внутренних, административно-территориальных границ Российской Федерации становится все менее вероятной перспективой, равно как и возможности для появления новых республик путем разделения существующих. С другой стороны, губернизация и «укрупнение регионов» оказываются возможны, но пока лишь в форме создания управленческих надстроек над устоявшимися властно-хозяйственными элитами и политиями существующих субъектов РФ. Эту функцию отчасти берет на себя институт федеральных округов, учрежденный в 2000 году (территории Северного Кавказа входят в Южный федеральный округ с центром в Ростове-на-Дону).

Южный Кавказ также входит в общую фазу относительной стабилизации, что связано с большей определенностью геополитического баланса в регионе на среднесрочную перспективу. Само геополитическое соперничество за регион обнаруживает рамки максимально-возможных для такой перспективы флуктуации. Усиление самостоятельности российских лимитрофов — как стратегия США по ослаблению и сдерживающему обрамлению «имперских претензий России» — подходит к некоему прагматичному рубежу, за которым могло бы последовать только размещение военных баз и эскалация излишней напряженности в российско-атлантических отношениях (особенно ненужной в условиях после 11 сентября 2001 г.). К настоящему времени определены и скромные ниши для встраивания экономики региона в мировое хозяйство. Разработка и/или транзит углеводородного сырья, экспорт рабочей силы и услуг привязывают регион одновременно и к западным, и к российскому рынкам.

Устойчивой остается формально трехчленная национально-государственная композиция Южного Кавказа, «завершающая» исторический процесс становления здесь национальных государств и их международно-признанных границ. Никакие внутриполитические потрясения не смогут повлиять на эту композицию, удерживаемую сложившимися в целом институтами государственной власти и массивом международно-правовых актов. Проблемным элементом этой же относительно устойчивой композиции выступают непризнанные государственные образования на Южном Кавказе. Этнополитические конфликты, которые привели к их возникновению, находятся в «замороженном» состоянии. В настоящее время перспективы их урегулирования связываются преимущественно не с военными приготовлениями, а с согласительными процедурами при активном внешнем посредничестве. Однако соперничество/сотрудничество между ведущими посредниками, равно как и неготовность самих южнокавказских обществ к принятию согласительных формул урегулирования, способствуют пока лишь воспроизводству наличных, сложившихся моделей поддержания военно-политической стабильности и разъединения сторон.

Завершение этапа формирования национальных государств на Кавказе совпадает с глубоким кризисом самой идеологии и практики строительства национальных государств. Уже сегодня ясно, что этнополитические сецессионные конфликты не могут быть мирно преодолены даже в режиме максимальной «внутренней автономизации» отделившихся территорий внутри национальных государств. Возможный дрейф Грузии к федеративному устройству, обозначенный в новом административном делении страны, никак не повлияет на перспективы ее бывших автономий. Сегодня Грузия стремится преодолеть сложившуюся ситуацию, когда Абхазия и Южная Осетия существуют как фактические российские протектораты. Посредничество России поддерживает, скорее, симметричное соотношение сторон в процессах урегулирования. Вовлечение же Евросоюза, ОБСЕ или иных международных структур восстанавливает асимметричный, иерархический формат урегулирования, в котором перед [автономиями] и их населением оказывается выбор, связанный с той или иной формой реинтеграции в грузинское национальное государство.

Однако вероятность мирной реинтеграции отделившихся территорий и их бывших республик-»владельцев» (в том числе Нагорного Карабаха и Азербайджана) связана, прежде всего, с их параллельным, не-соподчиненным вхождением в политические объединения более высокого порядка, нежели национальные государства. Отсюда все активнее развиваются концепции «общего государства», «ассоциированных государств» как переходные модели для политико-правового/ статусного урегулирования южнокавказских конфликтов, — модели, которые выступают формой компромисса между принципами «территориальной целостности» и «права на самоопределение» на длительный период постепенной интеграции сторон в общие наднациональные структуры.

Новейшее национально-государственное развитие на Южном Кавказе, следуя по прибалтийскому пути, стремится выйти на траекторию европейского ирредентизма внутри [прежних] границ «евразийской империи». Национальные проекты будут выступать как способы выхода и, соответственно, «возвращения» в кажущийся более успешным, в сравнении с советским/российским, цивилизационный проект. Более того, перспективное поглощение евроатлантическими структурами, в частности Евросоюзом, южнокавказского «подбрюшья» России может создать новые идентификационные напряжения для ее северокавказского пояса. Полицентрическая этнонациональная структура новейшей Европейской империи может выглядеть более соблазнительной для российских периферийно-локализованных меньшинств, чем моноцентрическая структура России (особенно, в контексте нарастающего изоляционизма самого русского национального ядра России в отношении собственной иноэтнической периферии).

В течение более десяти лет активность ряда этнических меньшинств в их «миграционной ипостаси» и соответствующей хозяйственно-культурной практике, сопровожденной «эхом» чеченского кризиса, способствуют политизации русского этнического ядра, его идентификационному «уплотнению». Россия оказывается в ситуации, когда увеличение спроса на рабочую силу и усиление миграционного давления на культурные паттерны принимающего русского большинства приводят к росту этнофобий и отчуждения. Возникает перспектива становления сегментарного общества с высокой степенью социальной и поселенческой сегрегации этнических общин внутри страны. На Северном Кавказе вновь очерчивается контур былой «внутренней границы» и соответствующего «внутреннего зарубежья». Это серьезный вызов культурным и идентификационным основаниям страны, ее информационным, образовательным и, в конечном счете, властным институтам. Признаки слабости интегрирующей функции таких институтов, выражены, в частности, в неспособности эффективно включить в русский национально-гражданский проект даже столь незначительные по численности группы как [турецко-]месхетинская община на территории Краснодарского края. А террористические атаки радикального чеченского сопротивления против гражданского населения в Московской «метрополии» (1999—2004) не только не способствуют усилению гражданской надэтнической солидарности, а ,напротив, ведут к наращиванию дискриминационных практик, символически привязывающих широкие группы граждан кавказского регионального происхождения ко внероссийской идентификационной траектории.

Этнизация русской политической общности явно сокращает возможности для ассоциирования/ интеграции меньшинств в русский проект. Влиятельность этого проекта для меньшинств определяется сегодня не столько гражданской солидарностью и национальной идентичностью, сколько политическим и экономическим прагматизмом. С другой стороны, такой прагматизм вполне конвертируем в общероссийскую солидарность/ идентичность в условиях, когда создание над- и вне-этнических общностей становится сознательной и последовательной стратегией при строительстве политических партий и гражданских объединений, при выработке образовательных и информационных программ, общий эффект которых способен блокировать идентификационное разъединение страны.

Фаза «остывания» политической карты Кавказа может иметь различную продолжительность. Сценарии будущего рождаются как связка локального соперничества/ сотрудничества (во многом артикулируемого в этногрупповых и национально-государственных категориях) и имперского соперничества / сотрудничества ведущих мировых держав. Эти сценарии зависят от того, что «обещают» различные новоимперские проекты местным политическим сообществам, какие подобающие ниши влиятельно определяются для встраивания кавказских идентичностей, для соответствующих политических, хозяйственных и просто жизненных стратегий. Но любые сценарии для Кавказа будут прямым производным именно самих этих локальных стратегий, внутри которых специфически «снимаются» или, напротив, обостряются все державные вызовы.



________________________



[1] Например, культурная и языковая общность тюркских племенных групп в восточном Закавказье (северо-западной Персии), а также тюркская политическая элита бывших персидских ханств — это факторы вероятного возникновения «на их поле» азербайджанского народа как тюркоязычной этнополитической общности в XIX–XX веке.

[2] При отсутствии Грузии как единого государства и «грузин» как единой этнополитической общности в XVIII веке, тем не менее, очевидно наличие развитого институционального и культурного основания для последующей реконструкции грузинского народа в его «широких» границах (включающих — сначала имеретин и гурийцев, затем мегрелов, сванов и — уже в советское время — аджарцев).

[3] Другие датировки начала кавказской войны — 1817 (выдвижение Ермоловым военной линии с Терека на Сушку) или даже 1785 (восстание горцев под руководством шейха Мансура).

[4] Гюлистанский договор между Россией и Ираном (1813) разделяет тюркский этнический ареал Азербайджана новой имперской границей, прочерченной по границам самих тюркских ханств.

[5] Этнотерриториальная «инженерия» вовсе не является российской новацией в регионе. И Порта, и Иран издавна осуществляли соответствующие политические и миграционные стратегии. Племенной/конфессиональный баланс охранялся или, напротив, менялся с помощью различных мер — от истребления и изгнания до принудительной исламизации, отуречивания или организованных переселений (например, шиитов в Южный Дагестан).

[6] В 1837–39 годах по внешней, черноморской границе России формируется новая линия укреплений. В 1840 году создается также Лабинская линия — фактически вынесенная на 40–60 верст вглубь Черкесии старая кубанская граница.

[7] Территория, подчиненная коменданту владикавказской крепости (на правах округа).

[8] Такая дискриминация есть избирательность, реализующая предпочтение общего (доминирующего, русского) над особенным («туземным»).

[9] Что сопровождается теперь уже дискриминацией иной — избирательностью, реализующей предпочтение местного («коренного», «туземного») над пришлым (русским).

[10] Показательно исчезновение этнонимов в названиях новых административных единиц. Власти явно учитывают важный символический смысл наименований областей и стремятся не провоцировать автономистских иллюзий, особенно после болезненного для империи польского прецедента.

[11] После переноса административного центра в Баку (1859) губерния переименована в Бакинскую.

[12] Военно-народная система в Дагестанской области окончательно введена после упразднения в 1867 году шамхальства Тарковского, ханств Мехтулинского, Кюринского и Аварского.

[13] Отметим, что округа, в которых административно объединены территории расселения различных этнических групп, зачастую составлены из более мелких, но этнически гомогенных единиц (участков, наибств). В Кабардинском округе все [балкарские] горские татарские общества объединены в одном Горском участке, ногайцы Кумыкского округа имеют также «свой» участок, [аварцы]-тавлинцы и чеченцы Нагорного округа также разделяются по разным административным участкам и т.д.

[14] В Дагестанской области, Сухумском и Закатальском округах военно-народное управление сохраняется до 1917 года.

[15] Часть земель, населенных горскими народами и располагающихся в центральной части области (Ингушетия и Малая Кабарда), была включена в 1883 году в Сунженский (казачий) отдел, придавая этому стратегическому казачьему району большую территориальную связность и прямой доступ к Закавказью.

[16] Отношение имперских властей к русскому сектантству на разных этапах колонизации региона было различным, но никогда — поддерживающим: в конце XIX века конфликт властей с духоборами из-за попытки ввести среди них воинскую повинность привел к исходу значительной части общины из Закавказья в Канаду. Покинутые духоборами села были заняты частью русскими православными переселенцами, частью местным армянским и тюркским населением. Но до полного исхода «Духобории» с Кавказа было еще 100 лет.

[17] Шаткое положение черноморской береговой границы определялось не только нависающей над нею Черкесией. Выселение черкесов в 1862–64 годах можно назвать второй планомерной пограничной депортацией, осуществленной в Российской империи в военно-стратегических целях и по внешнеполитическим основаниям. Первым было выселение ногайцев с Кубани в 1784-м.

[18] Помимо очевидного стратификационного содержания казачье-горских отношений, можно отметить кризис между экономически успешной и социально продвинутой армянской общиной Закавказья (буржуазия, городской пролетариат) и отстающими от нее старой грузинской аристократией и аграрным населением, и в еще большей мере — тюркской мусульманской общиной и ее молодой буржуазией.

[19] В частности, в 1893 году введет запрет на поселение горцев, «не состоящих на службе», в Грозном и русских слободах Воздвиженской, Ведено и Шатой.

[20] Впрочем, сложности в осетино-ингушских отношениях развиваются вне какой-либо связи с подобными диспропорциями. Обе группы имеют примерно равную обеспеченность землей.

[21] Это было ясно для русских военных администраторов с первого опыта разрешения поземельных противоречий в Терской области. Как отмечает один из них, характеризуя связь Кабарды и горских (балкарских) обществ, «по различию языка и обычая [они] никогда не могут составить одно племя и одну территорию, но и по географическому и по хозяйственным условиям не могут быть разделены в земле ясными границами без ущерба тех или других» (Лорис-Меликов, 1869).

[22] С поправкой на наличное имперское административно-территориальное деление: целиком Тифлисская и Кутаисская губернии, Батумская область, Сухумский и Закатальский округа, часть Елисаветпольской губернии, а также Олтинский и Ардаганский округа Карсской области.

[23] Сегодня это внутриимперское административно-территориальное изменение трактуется как «бесцеремонное нарушение территориальной целостности Грузии» (подразумевается, что данная целостность в 1904 году еще или уже наличествовала).

[24] К тому времени — территория Кубано-Черноморской советской республики.

[25] Осенью 1918 года правительство Горской республики перебирается в Дагестан (в Темир-Хан-Шуру), где предпринимается еще одна попытка организовать под турецкой военной протекцией независимую от России «Республику горцев Северного Кавказа». В мае 1919 года при наступлении деникинских войск это государственное образование ликвидируется.

[26] После войны раздел Османской империи по Севрскому мирному договору 1920 года предполагает присоединение к Армянской республике значительных территорий Западной (Анатолийской) Армении. Но армянский холокост, осуществленный младотурками в этих районах в 1915 году, и военные успехи кемалистов осенью 1920 года сделают невозможной реализацию этих планов. Спустя два года положения Севрского договора по Армении будут отменены на Лозаннской конференции.

[27] По Московскому и Карскому советско-турецким договорам 1921 года.

[28] И, тем более, территориальные конфликты, в значительной мере обострившиеся благодаря стремлению молодых закавказских государств обеспечить в 1919 году искомые для «мирового признания» основания своим желательным границам (история, преобладание «этнически своего» населения, эффективный контроль).

[29] В советско-грузинском Договоре от 7 мая 1920 года, в частности, была определена советско-грузинская граница. Отнесение Закатальского округа и южной части Ворчало к Грузии вызвало протесты, соответственно, со стороны Азербайджана (уже советского) и Армении.

[30] Точнее, этот процесс завершается выдавливанием дашнаков из Зангезура и его включением в состав советской Армении летом 1921 года.

[31] Подобная характеристика автономий отражается в неформально используемых названиях: «республика горцев», «автономия кабардинского народа» или в официальном названии такого региона, правда далекого от Кавказа, как «Трудовая коммуна (затем — автономная республика) Немцев Поволжья».

[32] Карабулакская, Троицкая, Ассинская, Нестеровская, Самашкинская, Вознесенская, Терская (западная часть округа) и Петропавловская, Горячеводская и Ильинская (восточная. часть округа).

[33] В частности, следует упомянуть «Грозненские события 1958 года», когда часть русского населения выдвигала требования об отделении Грозного от ЧИАССР и/или воссоздании Грозненской области.

[34] Одна из последних советских поправок в административно-территориальное деление Кавказа — расширение в 1962 пределов Адыгейской АО: включение предгорной/ нагорной части бассейна реки Белой (со станицами Тульской, Курджипской, Каменномостской, Дагестанской, Даховской и Севастопольской) и части Кавказского климатического заповедника.

[35] Кроме того, цессия НКАО от АзССР в 1991 г., хотя и проведенная формально на основе союзного законодательства, не была признана ни союзными, ни азербайджанскими республиканскими властями (речь идет о Законе СССР от 3 апреля 1990 г., регулирующий вопросы, связанные с выходом союзных республик из состава СССР).

[36] Предлагается обмен Мегри (открывающий Азербайджану связку с Нахичеванью) на Лачинский коридор; в ином варианте — Мегри на Лачинский коридор плюс сектор в районе Садарака, возвращающий Армении прямой доступ к иранской территории.

[37] Тем не менее, по-прежнему сообщение между североосетинскими Владикавказом и Моздоком осуществляется кружным путем — через территорию Кабардино-Балкарии, а не прямо через Ингушетию.

[38] Закон принят Верховным Советом РСФСР 4 апреля 1991 года и фактически предполагает изменение административных границ [субъектов РФ] без их согласия, что противоречит действующей Конституции РФ.

[39] Исключением можно назвать эксплуатацию Ингури ГЭС, расположение которой делает взаимодействие сторон неизбежным.

[40] Надежды на массовую репатриацию абхазских махаджиров из Турции оказались несостоятельными.

[41] В лице «Группы друзей Генсека ООН / Совета по решению грузино-абхазского конфликта под эгидой ООН».

[42] Конфликт в Чечне условно может быть определен как этнополитический, потому что участники и наблюдатели конфликта устойчиво идентифицируют стороны-в-конфликте в этнических категориях — как на политическом, так и обыденном, человеческом уровне. Однако ограниченность такой этнической привязки становится все более очевидной по ходу развития конфликта и реконфигурации участвующих в нем сторон.

[43] В ожидании «основной», ранняя нефть из новых каспийских месторождений направляется сегодня по двум альтернативным маршрутам: Баку-Супса (с выходом на мировые рынки через Босфор или трубопроводную сеть Украины) и Баку-Новороссийск (по такой же схеме). После военной ликвидации сецессионистского режима в Чечне устойчиво используются оба маршрута.
Admin
Admin
Исследователь
Исследователь

Сообщения : 724
Очки : 967
Репутация : 0
Дата регистрации : 2015-12-27

https://historic.forum2x2.ru

Вернуться к началу Перейти вниз

Страница 2 из 2 Предыдущий  1, 2

Вернуться к началу

- Похожие темы

 
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения